Читать книгу "Сияющие руины - Вик Джеймс"

Боуда вернулась в Астон-Хаус одна. Она по горло была сыта всей этой компанией. Джон предлагал вернуться в ее офис, но Боуда знала, что́ это значит, а она действительно была не в настроении. Она хотела избежать подобных предложений от Уиттема, но от него было сложнее отвязаться. Астрид и Дженнер? Эта парочка была как острые ножи, которые она держала в обеих руках, – безжалостные и полезные. И ничего более.

Проходя по гулким коридорам обширного дворца, Боуда приказала горничной принести ей куриный салат без заправки, после чего заперлась в своих апартаментах.

В такие минуты она так скучала по сестре, что это было похоже на физическую боль. Они с Диди жили параллельными жизнями, Боуда занималась парламентскими делами, Бодина вращалась в вихре бесконечных развлечений – так думала Боуда – безмерный шопинг, путешествия, вечеринки. И Боуде было достаточно просто знать, что Диди где-то есть. Отвергнутые Боудой поклонники называли ее ледяной королевой. Но три человека всегда могли растопить ее сердце: ее дорогие родители и сестра. Теперь из троих у нее остался только один отец.

Боуда расстегнула молнию платья, позволив ему упасть на пол, переступила через него и покрутилась перед зеркалом, любуясь своим стройным подтянутым телом. Провела рукой по плоскому животу. Если бы у нее родился ребенок? Любила бы она его? А он ее?

Раздался резкий стук в дверь. Боуда набросила шелковый халат и направилась к двери. Но это оказалась не рабыня с подносом.

– Могу я войти? – спросил Гавар.

– Допел колыбельную своей незаконнорожденной? – огрызнулась Боуда. Если бы она родила от этого мужчины, то всегда сомневалась бы, любит ли он их ребенка так же сильно, как он любит своего первенца, дочку рабыни.

– Боуда, оставь это. Договорились?

Гавар убрал падавшие на глаза волосы. Он выглядел подавленным, и на этот раз от него не разило спиртным. Боуда помедлила, затем открыла дверь шире. И когда Гавар вошел, снова заперла ее на ключ. Служанка оставит поднос с ужином у двери. Боуда не была голодна.

– Чему обязана удовольствием видеть тебя?

Но Гавар не стал отвечать на ее колкость, он просто поднял руку. Призыв замолчать или признание поражения? И опустился в кресло.

– С этим все закончится? – спросил Гавар. – Я имею в виду, когда протест Мидсаммер будет остановлен.

– Если она прекратит разжигать классовую агитацию, то да.

– Знаешь, мы не должны их преследовать. Это не преступление, если кто-то родился простолюдином и у него нет Дара. Это уже и так своего рода наказание. Твоя сестра…

– Оставь в покое мою сестру.

Боуда поплотнее завернулась в халат. По Астон-Хаусу гуляли ужасные сквозняки. Дворец потрясающе красивый, с высокими потолками, но неизменно холодный и пустой.

Гавар потер подбородок:

– Я всего лишь хотел сказать, что твоя сестра была лучше нас всех.

– Мне не нужно, чтобы ты мне это говорил.

– Как ты думаешь, он знал, что это была она?

– Ты о чем?

– Мой отец. Ты думаешь, он знал, что на мосту в Риверхеде была твоя сестра? То, что произошло сегодня в Фулторпе, заставило меня задуматься. И здесь снова снайперы. Это было его предложение, не так ли? Ему нравилось использовать снайперов во время операции в пустыне, когда он находился там в составе военной миссии.

По телу Боуды побежали мурашки. Невыносимый сквозняк пробирает до костей. Как бы ей сейчас хотелось укутаться в уютный и теплый кашемировый халат Диди. Но она приказала слугам собрать и упаковать все вещи сестры, чтобы только они не попадались на глаза. Из всего личного имущества Бодины лишь мопс Стинки перешел на попечение папы, становясь все более тучным и инертным в своем горе, как и сам папа.

Боуда боялась, что из трех очень дорогих ей людей скоро не останется ни одного.

Ее мысли суетились и бежали в разные стороны, только бы не возвращаться к тому моменту, когда они с сестрой стояли на том мосту. Диди умоляла, слезы блестели в ее глазах. На вид она казалась такой хрупкой, а голос звучал так сильно, когда она просила Боуду порвать с Уиттемом и сказать ему «хватит».

– Уиттема там не было. Кроме того, зачем ему смерть моей сестры? Она была просто сбитой с толку девушкой. И ни для кого не представляла опасности.

– Да, на мосту его не было, но он мог наблюдать за вами через камеру слежения. Учитывая, какое у Равных острое зрение, он, в отличие от сотрудников службы безопасности, мог ее узнать. Отдать приказ стрелять на поражение – дело одной секунды.

– Гавар, зачем ты мне все это говоришь? После своей детской выходки в Вестминстере пытаешься переманить меня на свою сторону? Или ты наконец осознал, что слишком долго испытывал терпение отца и потерял его окончательно, и теперь, чтобы вернуть хотя бы толику его расположения, хочешь настроить меня против него? Что с тобой не так?

Боуда ожидала, что муж, как обычно, придет в ярость. Вместо этого, когда он заговорил, его голос звучал устало и скептически:

– Что со мной не так? Боуда, разве это не утомительно постоянно думать, что все играют в те же самые жалкие силовые игры, что и ты? Стравливать людей. Принимать чью-то сторону. Все это – разговоры для детских площадок, а не для парламента.

– Гавар, управлять страной – дело не из легких. Но у некоторых из нас, по крайней мере, есть чувство долга, которое заставляет нас хотя бы пытаться это делать.

Гавар и на этот раз не вышел из себя. Он просто смотрел на нее. И что-то в выражении его лица невыносимо напомнило ей Дину, когда она стояла на мосту. «Ты действительно не понимаешь?» – спросила тогда Дина.

Боуда отлично все понимала.

Она понимала, что по-настоящему, до конца никто и никогда не будет на твоей стороне, кроме тебя самой. И что никому нельзя доверять. Что люди всегда будут пытаться использовать тебя для достижения своих собственных целей и единственный способ противостоять этому – быть на шаг впереди, придумывать более эффективные способы, чтобы использовать их.

И она понимала, что ей холодно и одиноко, хотя она не такая холодная и одинокая, как ее сестра, которая сейчас лежит в фамильном склепе Матраверсов в Эпл-Дареме.

Когда-то она очень хотела стать женой Гавара. Мечтала об этом годами, с ранней юности. О будущей счастливой жизни, которую они вместе построят, о династии, которую они создадут. Они будут по очереди занимать высочайшую государственную должность, не как соперники вырывать друг у друга кресло канцлера, а передавать его как единомышленники. Неужели слишком поздно для этого? Что, если они еще могут объединиться и стать Первой семьей, про что все время твердит Уиттем?

– Я не хочу говорить о моей сестре, – продолжала Боуда. – Или о твоем отце. Но… возможно, тебе сегодня не нужно возвращаться в свои комнаты. – Она позволила шелковому халату соскользнуть с плеча и посмотрела на мужа.