Читать книгу "Выдох - Тед Чан"

Еще более красноречивым был тот факт, что на протяжении многих лет я успешно скрывал правду от самого себя. Раньше я отмечал, что подробности, которые мы запоминаем, отражают нашу личность. Что говорит обо мне приписывание моих слов Николь?

Я запомнил ту ссору как поворотный момент в своей жизни. Я воображал историю искупления и самосовершенствования, в которой был героическим отцом-одиночкой, принявшим вызов. Но в действительности… что? Какие заслуги в последовавших событиях я мог приписать себе?

Я снова запустил «Ремем» и начал смотреть запись выпускного Николь в колледже. Ее я сделал сам, поэтому видел лицо Николь, и она казалась искренне счастливой в моей копании. Быть может, она столь хорошо скрывала свои чувства, что я их не замечал? А если наши отношения действительно улучшились, как это случилось? Очевидно, четырнадцать лет назад я был намного худшим отцом, чем полагал; хотелось бы сделать вывод, что я исправился и стал таким, как сейчас, но теперь я не мог доверять своему мнению. Питала ли Николь ко мне теплые чувства?

Я не собирался использовать «Ремем» для ответа на этот вопрос; мне требовалось обратиться к первоисточнику. Я позвонил Николь и оставил сообщение: я хотел поговорить с ней и спрашивал, могу ли заехать сегодня вечером.

* * *

Несколько лет спустя Сабе начал посещать встречи всех старейшин клана Шангев. Он объяснил Джиджинги, что европейцы больше не желали вести дела с таким количеством старейшин и потребовали разделить всех тиви на восемь групп, или септов. Сабе и другие старейшины должны были решить, с кем объединится клан Шангев. Хотя присутствия писца не требовалось, Джиджинги хотелось послушать их рассуждения, и он попросил Сабе взять его с собой. Сабе согласился.

Джиджинги никогда не видел столько старейшин разом; одни были спокойными и почтенными, как Сабе, другие – громкими и говорливыми. Они спорили несколько часов кряду.

Вечером после возвращения Джиджинги Мозби спросил, как все прошло. Джиджинги вздохнул.

– Они дерутся, как дикие кошки, даже когда не кричат.

– Как ты думаешь, с кем следует объединиться Сабе?

– Нам следует объединиться с теми кланами, с которыми у нас больше родственных связей; такова традиция тиви. А поскольку Шангев был сыном Куанде, наш клан должен объединиться с кланом Куанде, который живет на юге.

– Разумно, – согласился Мозби. – Тогда о чем спор?

– Не все члены клана Шангев живут рядом друг с другом. Некоторые живут на западных пажитях, рядом с кланом Джехиры, и их старейшины дружат со старейшинами Джехиры. Они хотят, чтобы клан Шангев объединился с кланом Джехиры, поскольку в таком септе у них будет больше влияния.

– Ясно. – Мозби задумался. – А могут западные шангев и южные шангев присоединиться к разным септам?

Джиджинги покачал головой.

– У всех шангев был один отец, и потому мы должны держаться вместе. Все старейшины с этим согласны.

– Но если родословная имеет такое значение, почему старейшины с запада говорят, что клану Шангев следует объединиться с кланом Джехиры?

– В этом и состоит причина спора. Старейшины с запада утверждают, что Шангев был сыном Джехиры.

– Погоди, вы не знаете, кем были родители Шангева?

– Конечно, знаем! Сабе может перечислить его предков до самого Тива. Старейшины с запада лишь делают вид, будто Шангев был сыном Джехиры, потому что им выгодно объединиться с кланом Джехиры.

– Но разве ваши старейшины не выиграют, если клан Шангев объединится с кланом Куанде?

– Да, но Шангев был сыном Куанде. – Тут Джиджинги понял, на что намекал Мозби. – Ты думаешь, что это наши старейшины обманывают!

– Вовсе нет. Просто мне кажется, что у обеих сторон есть одинаково веские аргументы, и невозможно решить, кто прав.

– Прав Сабе.

– Разумеется, – сказал Мозби. – Но как заставить других это признать? В стране, откуда я родом, многие люди записывают свою родословную на бумаге. Так мы можем точно отследить наших предков, на много поколений в прошлое.

– Да, я видел родословные в твоей Библии, от Авраама к Адаму.

– Верно. Но люди записывают свои родословные не только в Библии. Когда они хотят выяснить, от кого произошли, они могут посоветоваться с бумагой. Если бы у вас была бумага, другим старейшинам пришлось бы признать, что Сабе прав.

Джиджинги согласился, что это правильное замечание. Если бы только клан Шангев много лет назад пользовался бумагой. Затем ему в голову пришла мысль.

– Когда европейцы впервые пришли к тиви?

– Точно не знаю. Думаю, не меньше сорока лет назад.

– Как по-твоему, они могли записать что-нибудь о родословной клана Шангев, когда только прибыли?

Мозби задумался.

– Может быть. Администрация точно ведет много записей. Если что-то есть, оно хранится в правительственном учреждении в Кацина-Але.

Грузовик отвозил товары в Кацина-Алу по автомобильной дороге каждые пять дней, когда работал рынок. Следующий раз будет послезавтра. Если отправиться в путь завтра утром, Джиджинги успеет добраться до автомобильной дороги, чтобы его подвезли.

– Как по-твоему, они позволят мне взглянуть на них?

– Все может пройти легче, если с тобой будет европеец, – с улыбкой ответил Мозби. – Покатаемся?

* * *

Николь открыла дверь своей квартиры и пригласила меня войти. Ей явно было интересно, зачем я пришел.

– Так о чем ты хотел поговорить?

Я не знал, как начать.

– Это покажется тебе странным.

– Ладно, – сказала она.

Я рассказал ей, как просматривал свой обрывочный лайфлог при помощи «Ремема» и увидел ссору, которая произошла, когда ей было шестнадцать, и закончилась тем, что я на нее накричал, а она ушла из дома.

– Ты помнишь тот день?

– Конечно, помню. – Она выглядела смущенной, не понимающей, к чему я клоню.

– Я тоже его помню, по крайней мере, я так считал. Но помню иначе. В моих воспоминаниях ты сказала мне это.

– Сказала что?

– Я помню, как ты говоришь, что я могу уходить, тебе плевать, и что тебе будет лучше без нас обоих.

Николь долго смотрела на меня.

– Значит, так ты вспоминал тот день все эти годы?

– Да, до сегодняшнего дня.

– Это было бы почти забавно, если бы не было так грустно.

Я испытал тошноту.

– Мне так жаль. Не могу выразить, как мне жаль.

– Жаль, что ты это сказал, или жаль, что воображал, будто это сказала я?

– И то и другое.

– Поделом тебе! Знаешь, что я тогда почувствовала?