Читать книгу "Терпение дьявола - Максим Шаттам"

Стефан Ланда выпустил руку Лудивины, закрыл лицо ладонями и разрыдался.

«Мы», – повторила про себя Лудивина. – «Мы».

27

Каждый – потенциальная жертва. Жертвой может стать любой прохожий – мужчина, который поздно возвращается с работы, спешит на свидание или идет за покупками; женщина, спешащая в ателье или гуляющая с собакой. Даже небольшие группы не застрахованы – вот эта семейная пара, неторопливо идущая по тротуару; двое подростков, что по очереди затягиваются одной сигаретой; а может, вон та троица чуть подальше, обсуждающая поход в кино или спонтанную вечеринку. Страх, трагедия, смерть могут застать любого в любой момент, оглушить и парализовать. Колесо фортуны крутится, и каждому остается лишь надеяться, что оно будет крутиться и дальше, долго-долго, а когда диск все же замрет, стрелка укажет не на него.

Достаточно одного взгляда, позы, какой-то физической особенности, чтобы у хищника проснулся аппетит. Можно выйти из дома на десять минут раньше или на десять минут позже – и попасться ему на пути. Выйти из дома и ничего не бояться, не догадываться о том, что хищник уже дышит в затылок, до тех пор, пока за спиной не захлопнется дверь, не прозвучат шаги на пустынной улице, на подземной парковке или в подворотне. Самым ловким хищникам нужно, чтобы вы отвлеклись всего лишь на секунду – они вырвут вас из жизни и дотащат до открытой боковой дверцы фургона. Другие объектом нападения выбирают толпу, очередь в конторе, посетителей в магазине, в ресторане, в кинотеатре – и открывают огонь.

Никто не защищен, но и, похоже, никто не озабочен своей безопасностью в этот майский вечер понедельника. Все расслабились на весеннем солнышке и закрутились в водовороте собственных проблем.

Об угрозах размышляла только Лудивина, шагая по бульвару Маршала Бесьера неподалеку от Порт-де-Клиши.

Оказалось, она не такая уж непробиваемая, как привыкла думать. Смятая маска из кожи – лицо Дианы Кодаэр, – всплывая перед глазами, до сих пор вызывала дрожь, но было кое-что похуже. Еще в самом начале этого расследования к ней вернулась эмоциональность, буря чувств набирала силу, а метод защиты от нее у Лудивины был только один: погрузиться в работу, ничего не упускать, анализировать и действовать. До полного изнеможения.

На выходе из больницы она позвонила в отдел, надеясь застать кого-нибудь из группы «666» – Магали, которая часто засиживалась допоздна, или Франка. Но на звонок ответил Гильем; на заднем плане в динамике телефона грохотал трэш-метал. Он воспользовался тем, что его наконец все оставили в покое, чтобы закончить вносить данные в базу на своем компе. Работа, любимая музыка на всю катушку, доставленная пицца с пепперони – все лучше, чем вернуться в пустую квартиру и завалиться на диван перед телевизором, пока невеста пропадает на съемках где-то вдали от Парижа. По просьбе Лудивины Гильем просмотрел показания свидетелей о Людовике Мерсье, убийце из ресторана, и сведения, собранные о нем криминальной бригадой. Лудивина хотела знать, что это был за человек и в каких психиатрических больницах он проходил лечение. Важна была любая информация о жене, детях, друзьях, знакомых, чтобы понять, кто такие «мы», о которых Мерсье говорил, перед тем как засадил тридцать четыре грамма крупной дроби себе в лицо.

Гильем на скорую руку набросал портрет убийцы: сорок один год, последние два года без работы, институтов не кончал и в поле зрения полиции не попадал до того трагического дня. Обыск, проведенный в его доме полицейскими, ничего не дал. Зато выяснилось, что его жена и дочь погибли в дорожной аварии четыре года назад. Возможно, это и был переломный момент.

Лудивина знала, что определенные события могут пошатнуть человеческую психику, вывернуть личность наизнанку и даже превратить ягненка в свирепого волка, ослепленного ненавистью. В таких случаях достаточно найти тот самый переломный момент, чтобы лучше понять отклонения в поведении.

Людовик Мерсье все потерял в один миг.

Гильем также раскопал данные о его родной сестре, живущей в районе Порт-де-Клиши, и, несмотря на поздний час, Лудивина решила попытать удачу, тем более что как раз находилась неподалеку, в Биша.

Маргарита Мерсье жила в доме из покрытого белой штукатуркой красного кирпича, зажатом между Маршалами[42] и Парижской окружной. Квартира оказалась на шестом этаже, в конце старого коридора, вымощенного коричневой плиткой с вкраплениями разноцветной каменной крошки, которая поблескивала под лампами. Лудивина по опыту знала: обычно люди не верят на слово, что она следователь жандармерии, если при этом на ней гражданская одежда, а не синяя униформа; собственно, вообще мало кто знает о существовании жандармского отдела расследований, а пугать одинокую женщину в такой поздний час ей не хотелось, так что она сразу достала удостоверение, выставила его перед собой и только после этого позвонила в дверь.

Ей открыла осунувшаяся, поникшая женщина, на чьем лице отчетливо читалась безнадежная усталость. Она была ненамного старше брата, но казалось, что лет на двадцать, а интерес к окружающему миру в ее взгляде едва теплился, как огонек угасающей свечи. Лудивина представилась, постаравшись изобразить теплую, ободряющую улыбку.

– Сейчас десять вечера… – сказала Маргарита. – У вас для меня еще одна плохая новость?

– Нет, мадам Мерсье, я…

– Мадемуазель.

– Простите, мадемуазель Мерсье. Я хотела бы задать несколько вопросов о вашем брате. Узнала о вас только что, когда была тут неподалеку, и подумала, что, возможно, застану вас дома, потому что…

– Не утруждайтесь объяснениями. Я живу одна и в свете недавних событий не стану возражать, если кто-нибудь составит мне компанию. Проходите.

Взгляд Маргариты немного изменился: огонек свечи слегка оживился.

Лудивина вошла в скромную квартирку. Здесь пахло затхлостью и повсюду громоздились полки, забитые фарфоровыми статуэтками. Едва переступив порог, она поняла, что это вовсе не украшения, а признак невротического расстройства – патологической необходимости собирательства.

В гостиной негде было ступить между этажерками, заполненными белыми или расписными безделушками – персонажами, предметами, утварью. Все было из фарфора – сотни, а может, и тысячи вещей повсюду, от пола до потолка. Целостность картины нарушали только окна и двери. Столовую, смежную с гостиной, постигла та же участь.

В углу экспозиции надрывался телевизор. Маргарита выключила его и вернулась, непрерывно потирая руки. Перехватив изумленный взгляд гостьи, она пожала плечами:

– Понимаю, моя коллекция может удивить. Сама я на нее уже и внимания не обращаю – все это здесь слишком давно, я привыкла.

– Очень впечатляет… Вы знаете, сколько тут… экспонатов?

– Нет, давно уже перестала считать. Моя мать начала собирать фарфор в шестьдесят седьмом году вроде бы, а я в подростковом возрасте тоже этим увлеклась. Когда мать умерла, я унаследовала ее коллекцию, так что сейчас фигурок тут и правда много. Хотите выпить, кофе или что-нибудь другое? У меня есть хороший кальвадос[43]… Ах, нет, вам же нельзя алкоголь на службе, верно?