Читать книгу "По счетам - Андрей Константинов"

– Кого?

– Ну, не водку же. Девку свою.

– Да. Сильно.

– Тогда сам бог велел: как в столицу приедешь, жениху ейному – в рыло, а ее саму – в охапку, и дёру. – Савельич усмехнулся своим мыслям, подсел напротив. – Я Настю свою вот точно так же, в 1940-м, в соседней деревне из-под венца увел. Ох и наваляли мне потом дружки жениха! Месяц в больничке дохнул, думал – не встану уже. Но ничего, оклемался.

– И как? Хорошо жить стали?

– Хорошо. Только не долго… Меня в августе 41-го призвали, Настя как раз на сносях была, последние недельки дохаживала. А зимой 42-го немец их… всю деревню, кто остался, под корень… Так что я сынка своего, народившегося, не видал никогда. Даже на фотокарточках… – Савельич перевел взгляд на пустой стакан. – Еще будешь?

– Не откажусь.

– Тогда и я с тобой… Давай не чокаясь. За всех невинно убиенных и геройски павших.

– Принимается, отец.

Два фронтовика поднялись и молча выпили – каждый в первую очередь за свое, но следом и за общее, всенародное Горе.

В этот момент Барон невольно ощутил чувство вины перед Савельичем за то, что там, на Московском вокзале, принял его за типичного железнодорожного барыгу. А он мало того что оказался человеком с непростой судьбой, так еще и принадлежал к фронтовому братству, которое Барон исключительно уважал. Хотя, в силу своего воровского окраса, на людях чувство это тщательно скрывал. Лишь иногда, в очень редких случаях, приобнажал Юрка Барон свою душу перед чужими людьми. А своих в его жизни давно не водилось… Что же касается принятого Савельичем четвертного, согласитесь, то была более чем скромная плата за спасение от праведного гнева ленинградской милиции.

* * *

А ленинградская милиция, в лице полудюжины сотрудников районного отдела уголовного розыска, в настоящее время не столько гневалась, сколько изобретала способ прикрыть собственную задницу. И когда стрелки часов в кабинете Накефирыча перевалили одиннадцать, консенсус по предложенным начальником новым вводным был практически достигнут. Упираться рогом к этой минуте продолжал только один – инспектор Анденко.

– …Да какого черта?! Получается, мы Барона с места насиженного спугнули, из Ленинграда выкурили, и теперь – всё? Дальше пускай у других голова за его художества болит?

– А почему нет? – пожал плечами Ладугин. – Баба с возу – волки сыты.

– Так и работаем. По принципу, сперва ты меня повози, а потом я на тебе поезжу.

– Я отчасти согласен с Григорием, – вынужденно поддержал друга Захаров. – Это мы Барона упустили. И негоже нам на заднице ровно сидеть и делать вид, что ничего не случилось.

– ША! Хорош мне тут дискуссии устраивать! – жахнул кулаком по столу майор Грабко. – Повторяю, для особо непонятливых! Если завтра утром мы, в присутствии товарища комиссара, равно как и зампрокурора Кондратьева и представителя Большого дома…

– А что, еще и чекисты к посиделкам ожидаются?

– А ты как думал, Витя? Пальба в центре города!.. Итак, если завтра мы озвучим, как предлагает Анденко, истинную картину нашего грехопадения, то Кондратьева, в соответствии с фамилией, хватит Кондратий. Ибо… – Иван Никифорович начал загибать пальцы: – Подстрекательство к преступлению – раз; вынос вещдоков за пределы отдела и их использование ненадлежащим образом – два; привлечение агента к спецоперации с явной угрозой для жизни оного – три; утаивание информации о человеке, который находится в розыске по делу на контроле МВД, – четыре… Мне продолжать? Или достаточно?

– Вполне, – в унисон согласились Ершов с Волчанским.

– Да с нас за такие шалости не то что погоны – шкуру сдерут! Я уже молчу за партбилеты! – Иван Никифорович почти просительно посмотрел на Анденко: – Если себя не жалко, то хотя бы ребят и меня пожалей? У них – жены, дети. У меня – внуки и три года до пенсии… Ну, что молчишь?

– Хорошо, – не сразу отозвался Григорий. – Будь по-вашему.

– Вот спасибо, благодетель! Тогда последний раз пробежимся по деталям. Итак, соседка баба Галя посредством дверного глазка разглядела, как в квартиру напротив заходит незнакомец подозрительного вида. Могло такое быть? Да запросто. Зная, что хозяев в городе нет, она позвонила на службу их зятю-милиционеру. Логично?

– Вполне, – подтвердил Ладугин.

– Получив тревожный сигнал, Анденко попросил сослуживцев прокатиться с ним к дому тестя – проверить, что да как. Таким образом, к дому прибыли: он сам, Захаров, Волчанский и Геращенков. Лёшка направился приглядеть за окном на противоположную сторону дома, а остальные поднялись в квартиру, которую Анденко открыл своим, запасным комплектом ключей.

– Да-а, Иван Никифорович, вам бы дюдики писать.

– Мерси за комплимент. Если с вами, с архаровцами, все-таки дотяну до пенсии – займусь… Хрящ, услышав звук открываемой двери, запаниковал, выпрыгнул в окно и в палисаднике наткнулся на Геращенкова. Представившись и предъявив служебное удостоверение, Лёшка объявил, что гражданин задерживается. До выяснения. В ответ преступник выхватил оружие с явным намерением применить. И тогда, сделав несколько – подчеркиваю, несколько! – предупредительных выстрелов в воздух, Геращенков вынужденно открыл огонь на поражение.

– Браво! Я фактически поверил, что именно так все и было на самом деле. А ты, Ёршик?

– Вполне себе убедительная версия.

– Анденко?

– А чего я? Все понятно.

– А коли понятно, с тебя обработка соседки. Завтра с утра пораньше к ней заедешь, возьмешь правильные письменные свидетельские показания.

– А если будет кобениться, напомни про карниз, – предложил Геращенков.

– Молчи уже, тимуровец. И еще, Григорий, я распорядился, чтобы этого твоего Вавилу официально не оформляли. Он сейчас внизу, в «стакане» сидит. Проведи с ним разъяснительную беседу – и пусть катится на все четыре стороны. Задача ясна?

– Так точно.

– Тогда иди выполняй. Остальные свободны. Волчанский, Геращенков, Захаров! Завтра к одиннадцати, чтоб у меня без опозданий!..

* * *

Уткнув лицо в ладони, Анденко сидел за столом в своем кабинете и размышлял о цепочке роковых случайностей, начавшихся с непринятого звонка Вавилы о переносе времени захода в квартиру. С другой стороны, Григория не покидало ощущение, что, даже если бы адрес на Марата загодя обложили двойным милицейским кольцом, Барон и тогда бы выкрутился, нашел способ улизнуть.

В дверь, постучав, заглянул сержант из дежурки.

– Григорий Алексеевич! Задержанный Вавилов доставлен!

– Спасибо. Запускай.

В кабинет прохромал угрюмый Вавила. Башка в бинтах, правая рука на шине, под левым глазом – здоровенный бланш. В общем, зрелище не для слабонервных.

– Заходи, присаживайся. М-да… Эка тебя Хрящ уработал. Приходи, кума, любоваться.