Читать книгу "Марь - Алексей Воронков"

Ему вдруг вспомнилось, как она по утрам готовила ему молочный олений напиток корчок, который подавала к столу вместе с топоча – пресными лепешками.

Какое хорошее было время! – вздохнул Володька. Эльга старалась изо всех сил, чтобы чем-то удивить его. Наверное, оттого она и повела его однажды в гости к своей подруге Ульяне Платоновой, в доме которой полным ходом шла подготовка к медвежьему празднику тэкэмину. Народу тогда собралось – ступить было некуда. Тут была и ближняя, и дальняя родня, были соседи. Даже председателя Тимофея Колдыгина позвали – так сказать, в качестве свадебного генерала.

Володьку тогда вместе со всеми охватил великий азарт ожидания. Он глядел во все глаза, стараясь запомнить каждую деталь этого первобытного действа. Все началось с разделки туши амикана, которого Ульяновы братья накануне убили в тайге. Это была не просто работа – это был настоящий обряд, во время которого охотники на полном серьезе вели беседу с убитым медведем. При этом они почему-то постоянно просили у него прощение. «Кук! – сдирая со зверя шкуру, говорил один из братьев. – Не я тебя убил, амикан, убила тебя пуля…» «Кук! Я тоже не убивал тебя, амикан. Это сделала злая пуля…» – вторил ему другой.

Шкуру медведя они потом вывесили во дворе на просушку, а очищенные от мяса кости и голову сложили на настил – дэлькан, сделанный на сваях. Все это пригодится для собак.

А в это время женщины уже готовили обед. В большой котел, что стоял на огне во дворе, они опустили весь внутренний жир медведя, мелко нарубленные куски мяса, печени, почек и сердца. Кипит вода в котле, булькает; дух от костра идет такой густой, что невольно слюной начинаешь исходить.

Когда тэкэмин был готов, гостей пригласили отужинать. Ели тут же, рассевшись на корточках вкруг котла. Право первому отведать праздничного блюда было предоставлено председателю колхоза. Он вначале сопротивлялся, говорил, что, согласно обычаю, первым должен быть старший по возрасту, но его и слушать не стали. Давай, мол, председатель, – и все тут. Тому ничего не оставалось, как взять в руки деревянную ложку и, зачерпнув ею густого варева, произнести положенные в таких случаях слова: «Кук! Пошли вам Семен и Аркашка (это он Ульяновым братьям) удачи на охоте!» После этого ложка пошла по кругу, и каждый из гостей и родственников повторил слова председателя. Когда дошла очередь до Грачевского, он, чуть смутившись, сделал то же самое. Последним говорил отец Ульяны, старый охотник Демьян. Тот нынче приболел, потому сам не ходил на медведя.

«Кук! – хрипло проговорил он. – Пошли вам, сыновья мои, еще такого!»

Не обошлось и без араки. Выпьют – и снова за медвежатину. На сытый желудок и хмель не так берет. Вот и соревновались, кто больше съест. Тут так: кто последним отвалится от стола, тому почет и уважение.

Когда наелись и напились, завели свои песни. А песни все были о жизни, при этом, как показалось Володьке, часто совсем невеселые. Чужого языка он не понимал, потому время от времени обращался к Эльге, чтобы она переводила ему. На душе было хорошо, а в животе сытно. Жизнь!

«Куда ушел олень, дающий нам жизнь? – пели тунгусы. – Он давал нам мясо и кровь для супа, давал нашим собакам силу бежать по глубокому снегу, его жилы сшивали нам одежду, а в его костях был нежный мозг – уман, наши жилища согревал огонь его жира, и наши щеки лоснились от его соков…Эйах-эйа, куда же ты ушел, наш олень?..»

По словам Эльги, эту песню пели их предки в годы «большой оленьей беды», потому она и печальная такая.

Эх, Эльга, Эльга… Где же ты, моя славная девочка? – подумал Володька и горестно вздохнул. На душе было все так же тревожно. Лежа на пахнущих свежей древесиной наскоро сбитых нарах, он пытался вспомнить, как выглядела Эльга, услышать ее голос, почувствовать ее дыхание. Как она там? Ждет ли? Милая моя дикарочка! Он ее всегда так называл про себя. Вслух не смел, чтобы не обидеть.

Как же звонко звучал ее неповторимый голос! Он и сейчас слышит, как она рассказывает ему эвенкийские сказки. Одну из них даже запомнил – настолько она его тронула.

«Давно это было, – рассказывала Эльга… – Жил в тайге медведь – большой, сильный, но ужасно глупый и вредный. Таежным жителям покоя не давал. То кладовку бурундука раскопает, то муравейник разворотит, то ягодник вытопчет или гнездо птичье разорит. Совсем житья от него в лесу не стало…»

Ну а дальше в этой сказке говорилось о том, что однажды встретил медведя-пакостника глухарь по имени Ороки, которого в тайге все уважали, потому как он умел немного шаманить.

Вот он и спрашивает медведя:

– Слушай, Амикан, зачем ты воду в ручье замутил, деревья на берегу переломал, дерн на поляне содрал, яму под березой выкопал?

Разозлился медведь. Вот, мол, еще – меня, самого Амикана, вздумала какая-то старая курица поучать! Ревет, трясет дерево, на котором Ороки сидит.

– Я вот возьму и все деревья в тайге переломаю! – прорычал он.

– Что ты, Амикан, опомнись! Не делай этого, – говорит Ороки. – Не то ручей высохнет, рыба уйдет, солнце траву и кустарник выжжет. Ни грибов, ни ягод не будет. Птицы и звери с голоду пропадут!

– А мне какое до них дело! – рычит медведь.

Задумался Ороки: ведь погубит в злобе косолапый тайгу. Стал колдовать, чтобы медведя успокоить. Да только от старости забыл, как нужно правильно шаманить, потому и смог лишь на некоторое время успокоить медведя. Тот завалился в яму, которую под корнями вырыл, и проспал там до весны, а весной проснулся и опять за свое.

Полдела все-таки Ороки сделал: с тех пор медведи только летом по тайге бродят, а зимой спят – хоть зимой от них жители таежные отдыхают.

Это только одна сказка, а Эльга их знала множество. В книжках, как не ищи, ничего этого не найдешь. Впрочем, Грачевский знал, что у северных народов основой культуры является устное творчество – мифы, исторические предания, повествования о духах, шаманах, ну и конечно же сказки, которые передаются из поколения в поколение. Эльга была прекрасным рассказчиком. Слушая ее, Володька узнавал многое о ее народе, который постепенно становился ближе и понятнее ему. Да что там – он просто в этих дикарей влюбился!

Хотя какие же они дикари? Ведь они не приходят в наш дом, не гадят в нем, как это делаем мы у них в тайге… Да, прав был, наверно, Руд, когда говорил, что цивилизация разрушает все, что попадается ей на глаза… В самом деле, разум человека стал роковой силой. Оттого орочоны и ненавидят эту цивилизацию, в которой они видят порой только врага. А вот Эльга в растерянности. И это понятно: ведь она только наполовину тунгуска. Оттого и страдает ее душа, оттого и стоит девчонка на распутье… Ей труднее всех, ведь она дочь двух таких разных по духу культур, одна из которых стремится к цивилизации, другая же старается спрятаться от нее. И разве можно совместить эти два полюса? Но генетический зов сильнее разума. Видимо, чтобы познать свою другую сторону, Эльга и отправилась на учебу в город. В ней с детства жило подспудное желание посмотреть на мир, в котором живет ее родной отец, узнать этот мир, а если случится, то и полюбить.