Читать книгу "Рэнт. Биография Бастера Кейси - Чак Паланик"

— Ш-ш-ш! Тише!

Сердце в его пальто: один глухой стук на четыре скачка моего.

Он закатил глаза в сторону лая и собак, и я сказала себе, что он меня спасает. Что все в порядке. Он просто схватил меня и повалил, чтобы защитить. Он услышал, как сюда бежит собачья стая, и решил спрятаться.

Когда лай стих, отдалился, не доставая пальцев из моей кофты, он посмотрел на меня — так близко, что видел только мои глаза. Касаясь своими ресницами моих, он спросил:

— Ты никогда не думала, кто твой настоящий папа?

Недди Нельсон: Разве не бешенство заглушает порты, чтобы вы перестали подключаться к «пикам»? Разве тогда вы не можете отправиться в прошлое?

Айрин Кейси: Помню, что я пыталась задержать дыхание, потому что каждый раз, когда я выдыхала, он придавливал меня еще сильнее, и мой следующий вдох был меньше. Он давил мои внутренности, давил и давил, пока в глазах у меня не завертелись искры. В небе из голубого шелка.

Он сказал:

— Я смотрел, что у тебя в мусорке.

Я помню длинные рукава кофты, закрученные и обвернутые вокруг меня, плотно, как те рубашки, которые надевают в кино сумасшедшим, чтобы не двигали руками. Все мои пальцы привязаны по-разному.

Он сказал, что по мусору знает, сколько прошло часов и минут с моих последних месячных. И сказал, что ребенок, который у меня будет прямо сейчас, почти наверняка родится мальчиком. Он станет королем, этот мальчик. Императором. Гением, который сделает меня богатой и возвысит над всеми остальными женщинами.

И с каждым моим выдохом он становился все тяжелее, а мое дыхание все мельче, пока я наполовину не потеряла сознание.

Недди Нельсон: Уж не поэтому ли правительство так настаивало, чтобы всем сделали порты? Чтобы не слишком много народу занималось автосалками и вмешивалось в историю?

Айрин Кейси: Воздух пах, как чистая вода в чистом стакане в жаркий день. Лед не пах никак. Земля отвердела. Река замерзла. Ветра не было. Мы были как будто вне времени. Ничего не происходило, кроме нас.

Он сказал, что мальчиковые сперматозоиды плавают быстрее, но живут не так долго, как девочкины. Его дыхание пахло, как отрыжка после свиной сардельки на завтрак.

Я сказала, что хочу писать.

А он сказал:

— Когда закончим.

Недди Нельсон: Разве вы не знаете о тайном эффекте, который вещает государство? Люди даже этого не осознают, но разве этот эффект не держит вас здесь, чтобы вы не вмешивались в историю?

Айрин Кейси: Я помню, я извинялась, что на него написала. И на него, и на себя. Но было так больно, а от холодного воздуха еще больнее. В то время, когда я выходила на улицу, я надевала девять или десять пар трусов. Чтобы казалось, будто у меня уже есть бедра.

Я не хотела, но когда он расстегнул мою ширинку и просунул во все эти трусы свой холодный большой палец, внутрь меня, я описалась. Горячее поползло сквозь белье и джинсы. Горячее впиталось в пряжу. А я вся холодная как лед.

В грязи, в моей рождественской кофте, мужчина выжимает из меня воздух и называет меня «…матерью будущего…», я даже не могла представить, что бывает еще хуже.

Я помню, как он крутил руку перед моим носом, пальцы мокрые и дымятся на холоде, а я говорила:

— Извините.

Я сказала:

— Уже все!

Он засунул мокрые пальцы в меня, а я все еще называла его «мистер». Говорила:

— Собаки давно убежали!

Недди Нельсон: Разве Историки не называют это Забвением, местом вне пространства, где время встало? Местом вне времени.

Айрин Кейси: Этот мужчина поднес колено к моей груди, как будто хотел встать на мне на колени, и зацепил носком черной туфли ширинку моих джинсов. Когда он стянул джинсы и трусы мне на щиколотки и притоптал их, я подумала, сколько народу село за рождественский ужин у меня дома. Слишком много, чтобы мать меня хватилась.

Эхо Лоуренс: То пасхальное яйцо, что Рэнт мне оставил, — он написал на нем что-то белым воском, чтобы, окунув его в краску, я смогла прочитать скрытое послание.

Айрин Кейси: Это хуже, чем когда Бейсин Карлайл со всей силы прибивает тебя мячом во время игры в вышибалы. Хуже, чем спазмы от месячных. Он тыкал, толкал, шерудил внутри, очень больно. Колючий песок, грязная вода, талый лед. Тонкий лед растаял подо мной в грязную лужу.

Я представила себе застрявший кусочек ткани, который снова и снова медленно прошивает огромная швейная машинка.

Мои руки связаны плотно, как у младенца или мумии — или новорожденного, или беспомощного мертвеца, — а мужчина двигался на мне, быстрее, пока не остановился, и все его мышцы и суставы стали твердые как камень, как замороженные.

Потом он весь расслабился, размягчился, но меня не отпустил. Цепко держал меня.

Его сердце стало биться медленнее. Он сказал:

— Пока еще не получилось. На всякий случай нам придется повторить.

Эхо Лоуренс: Вместо краски я опустила яйцо в чашку кофе. Когда я выпила кофе, яйцо осталось на дне бумажного стаканчика. Рэнт написал мне: «Через три дня я воскресну из мертвых». Какая-то пасхальная цитата.

Айрин Кейси: Пока он ждал, он понюхал свою руку и сказал:

— Ты пахнешь совсем как твоя мама, и бабушка, и прабабушка в этом возрасте…

Ничто не двигалось. Никто не лаял.

— Роди этого ребенка, — прошептал он, прижавшись ртом к моим глазам, губами к моим плотно сжатым векам, — и ты станешь самой знаменитой матерью в истории…

Внизу он задвигался снова, вдавливая меня в лед, через лед в реку, и сказал:

— А не родишь — я вернусь и заставлю тебя родить другого…

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: Если хотите знать, на моем яйце было такое тайное послание: «Иди на хрен!»

Айрин Кейси:

— Да, — сказал он, и щетина на его подбородке врезалась мне в шею. — Да. Да, о да! Пожалуйста!

Его бедра ударились в мои так сильно, что по льду побежали трещины — одна, другая, третья, как молнии. Снизу хлынула вода. Белые трещины зигзагом пошли к берегу.

Шот Даньян: Не знаю почему, но на моем яйце было написано: «Грин Тейлор Симмс».

Айрин Кейси: Приподнявшись на локтях, он увидел:

— У тебя кровь.

Он смотрел на мою руку. Я так сильно сжимала монету, что золото порезало кожу на ладони. Края вырезали идеально ровный кружок, чуть глубже вверху и внизу. Мужчина разжал мои пальцы, и в них, в ярко-красной крови, золотая монета сияла как Рождество. Еще много недель нового года у меня будет малиновый синяк с датой 1884.