Читать книгу "Автобиография Иисуса Христа - Олег Зоберн"

– Кипучие духи вулканической почвы! Во имя чужих страданий утоляю вашу жажду воплощения! Войдите в это сладкое тело! Растворитесь в нем, как соли в воде! Пусть легионы огней станут одним огнем! Вас ждет живое яйцо и кровь мужчины! Выходите сквозь скорлупу земли! Бушуйте, вибрируйте! Силой мучений проклятых! Светозарная ярость! Вибрируйте!

Кукла начала шевелиться, но это выглядело так, будто кто-то невидимый дергал за незримые нити, проверяя, работает ли нога, рука, поворачивается ли голова. Из горла глиняного Лазаря вырвался первый звук – что-то булькнуло, и немного серой жижи стекло по его красной щеке.

Заклинание действовало! Я вскрикнул от радости, ведь мне удалось оживить куклу с первого раза, но Иуда побледнел и попятился к выходу, а Матфей охнул и взялся за сердце. Меня это повеселило.

Но кукла пока еще была нема и подобна глиняной табличке, на которую предстояло нанести слова с помощью вибрации моего голоса. Требовалась тишина, чтобы кукла не запомнила случайные ненужные звуки. Я сказал Иуде и Матфею, чтобы они пошли в сад и сидели там тихо со всеми остальными.

Оставшись один, я произнес формулу «Ab ovo audi mei»[103], с которой следовало начать этот процесс, а затем стал медленно говорить, понизив голос:

– Я Лазарь… Это чудо… Истинно говорю вам!..

Кукла беззвучно шевелила губами, повторяя за мной. Это означало, что слова запечатлевались в структуре глины.

– Приветствую вас… Да будут дни ваши долгими и счастливыми… Окропите меня водой… Возлюбите Господа… Анафема, – диктовал я.

Когда я заканчивал произносить наиболее любимые мной цитаты из Торы, в комнату зашла Магдалина, села у моих ног и прошептала:

– Йесус, я хочу тебя.

– Уйди, бестия, не сейчас, – ответил я тихо, чтобы не услышал глиняный Лазарь. – Твоя похоть безмерна… Тише…

Состроив обиженную гримасу, Магдалина удалилась.

– Жаждущие, идите и всё берите без платы! – продолжал я, произнося замечательные слова пророка Исайи. – Идите и берите без серебра и платы вино и молоко!

А еще добавил угрозу, которую так полюбили все новоявленные пророки Израиля, даже самые бездарные:

– Внемлите! Падут стены Иерусалима!

Вдобавок к этому я научил его нескольким фразам, которые должны были укрепить мой авторитет: «Кто не верит Йесусу, лучше бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» и «Оставьте свое имущество, ибо первые станут последними, а последние первыми, как сказал Йесус Нацеретянин».

Я чувствовал себя отцом, который учит ребенка первым словам, поэтому добавил к скромному вокабуляриуму куклы: «Я люблю тебя, отец мой».

Наконец я повелительно сказал:

– Лазарь, встань и иди!

Он приподнялся и сел. Я накинул ему на голову капюшон. Напялил ему на ноги сандалии.

К этому моменту за воротами дома собралась огромная толпа из жителей Вифании, среди них я увидел раввинов и даже несколько солдат. Ситуация была опасной – меня могли обвинить в чем-нибудь. Следовало скорее выпускать куклу к народу.

Лазарь встал и направился к выходу медленными неуклюжими шагами. Откуда-то выбежал черный котенок и стал играть с полой его одежды, но слепой и бесчувственный Лазарь наступил на него. Котенок отчаянно взвизгнул и маленькой черной тенью метнулся на улицу.

Лазарь вышел следом за ним.

Бороду из пакли и медный взгляд скрывала тень глубокого капюшона, к тому же Лазарь скорбно сутулился, пряча лицо, и поэтому был вполне человекоподобен.

Ученики, Магдалина и другие наши женщины стояли возле дома рядом с Марфой, которая, увидев куклу, тут же потеряла сознание – осела на землю, и Андрей едва успел подхватить ее, чтобы она не ударилась головой. Все застыли в изумлении.

Не обращая на них внимания, Лазарь направился к воротам, а я поднялся по лестнице на крышу дома, чтобы лучше было видно происходящее.

Глиняный Лазарь открыл ворота, точнее – толкнул руками так сильно, что сломал засов. Толпа, увидев его, в ужасе расступилась.

– Слава Йесусу! – донесся его голос, будто исходящий из недр земли. – Я Лазарь! Падут стены Иерусалима! Идите и берите без серебра и платы вино и молоко!

Вечерело; тяжелыми шагами Лазарь двигался сквозь толпу, отбрасывая длинную тень, еще более невообразимую, чем он сам. Меня переполнял восторг, я чувствовал себя создателем новой жизни, пусть и бездушной, но – жизни! В конце концов, согласно Аристотелю, живо все, что имеет форму.

– Йесус, я хочу тебя! Уйди, бестия! Не сейчас! Твоя похоть безмерна! – продолжал исторгать слова Лазарь, и я удивился мощи его глиняной глотки. – Тише! Падут стены Иерусалима! Анафема!

– Лазарь воскрес и стал пророком! – крикнул кто-то.

– Кто не верит Йесусу… мельничный жернов на шею! – гремел Лазарь на всю улицу. – Истинно говорю вам!

– Он разрешил нам брать вино бесплатно, – раздался еще один голос. – Идемте к торговым рядам! Лазарь, веди нас!

Поднялся шум, и толпа сомкнулась вокруг него. Я боялся, что ему случайно оторвут руку или свернут голову, но все держалось на удивление крепко. Глиняный Лазарь шел по улице к неведомой цели. Он делал благословляющие жесты правой рукой, и это было странно, потому что этому я его не учил. Наверно, и телесные люди, и глиняные в определенных обстоятельствах действуют одинаково, согласно законам вселенской механики. Движения глиняного Лазаря были нелепы, но исполнены достоинства, и я подумал, что он вполне может стать священником. Он ничего не знал и ни о чем не думал, произносил только несколько фраз, но в его теле гнездились животворящие страсти и среди них – тупое упорство, а это самое главное качество для священника.

Марфа пришла в себя, Иуда увел ее в дом. Ко мне на крышу поднялись Андрей и Филипп. Люди продолжали неистовствовать вокруг Лазаря – процессия уходила все дальше.

– Йесус, это поразительно, – сказал Андрей. – Я всегда верил в тебя, ты поистине великий учитель! Скажи, долго ли еще сможет двигаться эта кукла?

– Думаю, несколько недель, – ответил я. – Но если будет бродить на солнце, высохнет и рассыплется быстрее. Впрочем, если регулярно увлажнять его… На всякий случай я научил его говорить «окропите меня водой». А если кто-то догадается заглянуть ему под капюшон и стереть первую букву в слове «эмет» на лбу – он сразу погибнет, превратится в бездвижную кучу тряпья и глины, потому что тогда слово «истина» станет словом «смерть»[104].

– Учитель, а ведь ты мог бы создать из глины идеального любовника, – сказал Филипп. – Самого прекрасного в мире, всегда полного сил и послушного, который никуда не сбежит.