Читать книгу "Австро-прусская война. 1866 год - Михаил Драгомиров"

Трудно сказать, чем кончилось бы дело, если бы пруссаки сделали еще версты две вперед к стороне Кениггреца; но геройская стойкость кавалерии и артиллерии была причиной, что пруссаки, кажется, и не подозревали, что делается у Эльбы. Может быть, их остановило также рутинное опасение попасть под выстрелы с крепости: никому, конечно, в голову не могло придти, что, благодаря распоряжениям австрийской главной квартиры, она из прикрытия обратилась в преграду войскам.

VI корпус, как ближайший к Эльбе, мог двинуться на Плотист легче всего; но, получив направление на Всестар и Светы, он удержал его до конца боя, захватил, правда, много пленных и орудий, но этим самым был отвлечен от движения к Эльбе, которое одно могло повести к еще более гибельным для австрийцев последствиям.

«Сила неприятельского расположения артиллерии и усталость собственных войск, при наступающей темноте, остановили дальнейшее преследование». Канонада продолжалась до 81/2 часов.

Войска заночевали на тех местах, где дрались; только

V корпус выдвинут южнее Росвиц, остальные стали: Герварт у Харбузиц; 1-й и 6-й[115] — по сторонам Росница; гвардия — между Лангенгофом и Росберицем; кавалерийская дивизия

II армии — за Лангенгофом; главная квартира II армии — в Гореновесе.

1-я армия несколько выдвинулась перед те места, на которых дралась в первую половину боя.

Результаты поражения были страшны. Австрийцы потеряли: 16 230 убитыми и ранеными, 21 700 пленными и без вести пропавшими; 174 орудия. Но это обнаружилось далеко не сразу: вечером 3-го пруссаки сами не подозревали, что наделали. В депеше, посланной в Берлин в этот день, сказано о 20 взятых орудиях; в письме, посланном на следующий день утром, — о 50 орудиях.

И такова странная особенность громадных столкновений человеческих масс, что между победителями даже находились такие, которые вечером с недоумением спрашивали: кто же побил — они, или их? Должно быть, подобные столкновения не менее ошеломливают победителя, как и побежденного…

На прусских бивуаках наконец все затихло; наступила холодная ночь, не принесшая покоя австрийцам: несчастные толпы их, объятые паническим страхом, долго еще теснились у переправ, и только к утру следующего дня, не без больших потерь утонувшими, хвосты попали на противоположный берег.

Поднялось пасмурное холодное утро: комендант Кениггреца, Вейгль, сделал распоряжение о спасении нескольких десятков орудий, увязнувших в тине и брошенных перед крепостью. Это ему удалось вполне, ибо пруссаки и не думали двигаться вперед; в главной квартире решено было дать дневку, а предприимчивость частных начальников замерла перед страшным зрелищем смерти и отчаяния, окружавшим прусские бивуаки: раненые и убитые люди и лошади, свои и неприятельские, устилали все пространство так далеко, как только мог захватить глаз. За остервенелым опьянением предшествующего дня начиналось то холодное тяжкое раздумье, которое при виде смерти неминуемо в войсках молодых, отстаивающих дорогие интересы родины, но не потерявших еще инстинкта сострадания. Мрачно было настроение прусской армии: не досчитывались многих из своих. Недаром говорится, что никогда победоносная армия не бывает так близка к поражению, как на другой день после победы… По счастью для победителей, редко случаются армии, которые после поражения были бы способны к наступательному возврату.

И потому-то нельзя не признать мерой безусловно необходимой после удачного сражения сдвигать, при малейшей возможности, войска вперед, с места их подвигов и их гибели…

Пруссаки потеряли около 9700 человек, в том числе около 1800 пленными и без вести пропавшими.

Бенедек донес по телеграфу из Гогенмаута, 4 июля, в три часа утра: «После блестящего пятичасового боя всей армии и саксонцев на отчасти укрепленной позиции впереди Кениггреца, с центром у Липы, неприятелю удалось незаметным образом утвердиться в Хлуме. Дождь осадил дым к земле: ничего нельзя было видеть. Благодаря этому, противнику удалось проникнуть на нашу позицию у Хлума. Неожиданно обстреливаемые с фланга и с тыла близстоящие войска дрогнули, и, невзирая на все усилия, нельзя было остановить их отступления. Сие последнее сначала исполнено без поспешности, но мало-помалу оно становилось быстрее, по мере того, как теснил неприятель, пока наконец все не отступили через мосты на Эльбе или к Пардубицу. Потери еще не определены; но они, наверное, значительны».

Заключения. После погромов эпохи Наполеона это самый страшный и по хорошему соображению, и по результатам. По форме он напоминает Бауцен и Ватерлоо; по результатам — последний, ибо способность к быстрой деморализации при разнице в других свойствах, была одинакова в австрийских войсках 1866 и во французских 1815 г., хотя она происходила и не от одинаковых причин.

Пруссаки явили в этом деле: превосходное сознание обстоятельств минуты наверху, замечательную дерзость и самоотвержение в войсковых массах. Ни один батальон не был потерян; все сосредоточилось к полю битвы, благодаря распоряжениям свыше и инициативе частных начальников, которые умели брать на себя ответственность, и с изменением обстоятельств изменяли полученные распоряжения, когда дело доходило до обязанности идти на выстрелы. Такие факты, как дерзкое движение 1-й гвардейской дивизии в промежуток между австрийскими войсками, на расстояние не менее трех верст от ближайших подкреплений, останутся вечно поучительными и достойными подражания, как высокое свидетельство и неукротимой энергии, и полной свободы от того методизма, который, уменьшая риск, уменьшает в то же время и приобретаемый успех. Положим, что 1-я гвардейская дивизия была бы приостановлена на Масловедской высоте, дабы выждать прибытие 2-й гвардейской дивизии и не подвергнуться опасности со стороны флангов: благодаря этой остановке, ее могли бы заметить и, выдвинув корпус к Хлуму из резерва, или совершенно ее остановить, или же значительно ослабить последствия ее наступления.

Это наступление нельзя признать основанным на полном знании со стороны пруссаков обстановки предприятия: конечно, они не могли даже и подозревать, что в Хлуме никого, или почти никого, не найдут; но это именно и показывает все значение дерзости на войне. Лезь вперед, пока не остановят — вот девиз всякого истинно военного в бою; а остановили — начинай драться; но не останавливайся из-за того, что, может быть, неприятель принял меры для противодействия. В последнем случае первым и главным неприятелем является собственное воображение, которому не должно давать много хода, ибо и сам того не заметишь, как его призраки примешь за действительность.

Отдавая полную справедливость пруссакам в умение пользоваться счастливыми случайностями, не вследствие дара прозрения, но именно благодаря дерзости, нельзя не признать, что на долю их выпало в бою и в течение всей кампании такое счастье, какое редко сопровождает самые победоносные войска, предводимые даже гениальными полководцами. Не встретить на пути от Краледвора не только вооруженной преграды движению, но даже неприятельских разъездов; найти главный пункт позиции обнаженным именно в ту минуту, когда к нему подходишь, — не раньше и не позже; благодаря этому, беспрепятственно пройти за боевые линии неприятеля и достигнуть почти до самых его резервов: этого не дает никакое искусство, если не помогут благоприятные случайности, являющиеся в виде распоряжений противника. Каких жертв и усилий гения стоило обыкновенно Наполеону разворотить неприятельский центр: сотни орудий сосредоточиваются, тысячи голов летят, пока наконец цель не достигнута; под Кениггрецом первоначальный прорыв центра, сравнительно говоря, ничего не стоил.