Читать книгу "Нет кузнечика в траве - Елена Михалкова"

– Ей становилось легче, – сказал он наконец. – Я объяснил себе, что это такая… терапия. Научился ловить… чувствовать… понимать, когда это ей нужно. Сначала ее охватывало возбуждение, Оля много смеялась, вздрагивала от громких звуков… Тогда я начинал… вот это все. Она пряталась от меня, потом избивала в ответ и успокаивалась.

– Надолго?

– На месяц, два.

Гаврилов не стал рассказывать, как трудно ему было поначалу и как быстро он вошел во вкус, привык ее бить. Больше всего его страшило, что Ольга поймет это по его глазам. И тогда бросит его и найдет другого – того, кому придется преодолевать себя, чтобы ударить ее, как некогда и ему. Потому что, как бы нелепо это ни звучало, все это время его жена оставалась человеком, ненавидящим насилие.

Бабкин вопросительно взглянул на Макара. Он ничего не понимал во всей этой истории. Они ищут сумасшедшую? Тогда почему клиент твердит, что она не принимает таблеток?

– Ольга что-нибудь говорила? – неожиданно спросил Илюшин. – В процессе этой… экзекуции?

Гаврилов на секунду замялся. Но он выложил им так много, что скрывать что-то еще просто не имело смысла.

– Что я сдохну, а они будут жить.

– Они?

– Я не знаю, кого она имела в виду.

– Хоть какие-то предположения есть?

– Я не строил предположений! – взорвался Гаврилов. – Я тебе не Алиса в Стране чудес!

– Это что за внезапные сравнения? – озадачился Макар.

– Страшно открывать лишние дверцы, понимаешь? – горячо заговорил Петр. – Там ведь ни хрена не сад! Не розы, не карточная колода… Там, блин, черные дыры! Я бы все вынес. Все! Но – другой-то, другой человек, внутри которого эта дрянь! Он-то – вынесет? А если нет? Ты туда сунулся, хотел как лучше, а у него там кишки, грязь, гной, все в кровище… Я же не врач, не исповедник… не психолог, в конце концов! Если бы Оля захотела, она бы рассказала. Кто я, блин, такой, чтобы лезть? Я бы все для нее!.. – Он сжал кулаки. – Но вдруг будет хуже? Вдруг больнее? Это ведь не отмотаешь назад, как пленку, не залепишь пластырем.

Он хотел добавить, что пытался ее беречь, потому что никогда прежде ни в ком не встречал такого сочетания уязвимости и ярости, которое, кажется, испепеляло ее изнутри. Но не стал.

Илюшин молчал, постукивая пальцами по спинке стула. Второй сыщик стоял, прислонившись к стене. По непроницаемому взгляду темных глаз ничего нельзя было понять.

– Когда вы узнали про Синекольского? – спросил наконец Макар.

Из Гаврилова как будто выпустили воздух.

– Случайно увидел адресата у нее в почте, – бесцветным голосом сказал он. – Это человек из ее прошлого, Оля однажды случайно обмолвилась. Они вместе ходили в школу… и черт знает что еще делали! Я без понятия!

Этому Синекольскому, будь он проклят, был доступ туда, куда сам Гаврилов боялся даже заглядывать. Он знал о его жене то, что ему не было известно.

– Ольга что-нибудь говорила о нем? О его письмах?

Петр покачал головой.

– Я заподозрил неладное… Выяснил, что он здесь рядом… И тогда подумал, что… что…

– …что она приехала сюда не ради свадьбы, и не ради Греции, а ради своего приятеля? – спросил Илюшин.

Гаврилов молчал. Эта мысль пришла ему в голову уже после Ольгиного исчезновения. Сначала он лишь следил за парнем, но это оказалось совершенно бессмысленно. Тот ходил на море, жрал в ресторанах, вечером заваливался на убогие греческие дискотеки. Чего Петр хотел добиться своей нелепой слежкой, зачем он несколько дней подряд врал жене о причине своих отъездов в Неа Калликратию – этого Гаврилов не мог бы объяснить даже самому себе. Ему становилось спокойнее, пока он держал эту сволочь Синекольского в поле зрения, – вот в чем было дело. Как будто тот оставался в его власти.

– Она убежала к нему, – наконец сказал он. – Устала от меня. Он ее знает, они вместе выросли. А я чужой. Я не сразу понял… Но Ольга с ним, она жива, я это чувствую. Поэтому вы нужны мне. Вы умеете искать пропавших людей. Я хочу, чтобы вы нашли ее и вернули. Хотя бы на час. Только поговорить! Вы сможете убедить ее. Я не смогу.

– Чувак, ты не по адресу, – пробасил Сергей. – Найми местных спецов, они тебе отыщут ее в два счета…

– Я нанял четверых, – перебил Гаврилов. – Никакого результата. Они уверяют, что у Синекольского ее нет…

– Что значит четверых? Вокруг рыщут частные детективы?

Гаврилов отмахнулся:

– Что им здесь делать… Они следят за этим уродом.

– Синекольский меняет партнеров каждую неделю, – сказал Илюшин. – Сейчас живет с молодым греческим красавцем. Наши коллеги вам об этом сообщили?

– Это для отвода глаз!

– У него нет вашей жены.

– Я мог бы попросить у нее прощения… – бормотал Гаврилов. – Объяснить… убедить… Господи, она даже камеру не взяла с собой! Бедная моя девочка…

Сергей вопросительно посмотрел на Илюшина. Свихнулся мужик?

– Рубашку снимите, – попросил Макар.

– Что?

– Рубашку. Пожалуйста.

Диковато посмотрев на него, Петр стал расстегивать пуговицы. Но еще до того, как он высвободил руки из рукавов, Илюшин увидел все, что хотел. В правом подреберье у Гаврилова синела гематома, вторая отливала застарелой желтизной на плече. Плечи были покрыты синяками.

– Мне нужно посоветоваться с напарником, – сказал Макар.

В коридоре он рассеянно улыбнулся пробегавшей мимо горничной, и та вспыхнула как маков цвет.

– Притуши обаяние, – посоветовал Сергей. – Слушай, насчет драк-то он, похоже, не врет. Что будем делать?

Макар потер лоб.

– Для начала поговорим с Синекольским. Я очень надеюсь…

Он замолчал.

– На что? – спросил Бабкин, устав ждать.

– На то, что именно он брал в аренду черный джип.

2

– Ну, наконец-то! Заждался уже вас, упырей, – сказал Дмитрий Синекольский, открыв дверь и увидев двоих сыщиков. – А что ж Белка не явилась? Побрезговала?

«Вот мы и влипли», – подумал Илюшин.

Они уже знали от менеджера «Марины», что ни у кого из постояльцев не было замечено черного джипа. Сергей Бабкин терпеливо обошел четыре прокатных салона: два из них предлагали искомое, но и в том, и в другом автомобили были взяты еще две недели назад. За небольшую мзду им показали фамилии арендаторов. Немец и англичанин. Сергей, конечно, переписал их, но он был уверен, что это ложный след.

Дмитрий стоял в дверях номера в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер: ноги широко расставлены, руки разведены в стороны – пародия на витрувианского человека. Был он невысокий, тощий, кривой как ятаган, с саркастичным желчным лицом, заросшим трехдневной щетиной.