Читать книгу "Хаос. Как беспорядок меняет нашу жизнь к лучшему - Тим Харфорд"

Подкрепленный своей скрупулезностью, Дидерик Стапель начал подделывать данные, лежащие в основе 55 исследовательских работ. Позже он сообщил New York Times, что им управляли стремление к организованности и желание угодить редакторам научных журналов, которые не любили суматохи, как и он сам.

Стапель, как сообщалось в газете, «был разочарован беспорядочностью экспериментальных данных, которые редко приводили к ясным выводам». Его пожизненная одержимость элегантностью и порядком привела к подделыванию результатов с целью их привлекательности. «Это был поиск эстетики, красоты, а не правды»[286].

Мошенничество Дидерика Стапеля — поучительная история на двух уровнях. Его стремление к порядку привело к обману. По сути именно наше желание верить в то, о чем говорило его поддельное исследование, — переоценивать плохое воздействие хаоса, представлять, что порядок оказывает серьезное преобразующее воздействие на наш моральный дух, а не просто делает наши утренние поездки более приятными, — привело к широкому общественному резонансу.

Конечно, не всякий хаос несет положительные качества. Чистый железнодорожный вокзал приятнее загрязненного. Несомненно, убирать платформы следует, однако они не сделают нас лучше.

История теории «разбитых окон» — еще один пример того, как мы инстинктивно переоцениваем преимущества уборки, устранения определенного городского беспорядка. Эта теория была изложена в авторитетной статье в Atlantic Monthly в 1982 году криминалистом Джорджем Келлингом и политологом Джеймсом Уилсоном. Они утверждали, что небольшие признаки хаоса ведут к нарушению общественных норм и в конечном счете к серьезным преступлениям. Ниже представлен отрывок из их теории:

Районы, где живут семьи, которые ухаживают за своими домами, заботятся о своих детях и о детях соседей и которые уверенно осуждают нарушителей, могут за несколько лет или даже месяцев превратиться во враждебные и пугающие каменные джунгли. Здание заброшено, территория заросла сорняками, окна разбиты. Взрослые прекращают ругать шумных детей, последние, набравшись смелости, становятся более неспокойными. Семьи уезжают, их место занимают одинокие люди. Подростки собираются у магазина на углу. Продавцы просят их уйти, они отказываются. Завязывается драка. Накапливается мусор. Люди начинают выпивать рядом с продуктовым магазином; опьянев, человек может упасть на тротуар и спать. К людям подходят попрошайки.

На данном этапе можно избежать всплеска тяжких преступлений или жестоких нападений на незнакомцев. Но многие жители подумают, что число преступлений, особенно насильственных, растет, и соответствующим образом изменят поведение. Они станут реже выходить на улицы, где будут сторониться других пешеходов, глядя в сторону, поджав губы и двигаясь в быстром темпе. «Не связывайся со мной…» Подобный район уязвим для криминала. И хотя этого можно избежать, однако именно здесь с большей вероятностью, чем в тех местах, где люди уверены, что могут регулировать общественное поведение неформальным контролем, наркотики будут переходить из рук в руки, проститутки — навязывать свои услуги, а машины — ограблены. Дети будут развлечения ради обкрадывать пьяниц, а клиентов проституток будут грабить по наводке и, возможно, с особой жестокостью. Начнутся уличные нападения.[287]

Это реальная история, и ее правдоподобность серьезно укрепилась, когда данную идею переняла полиция Нью-Йорка, сконцентрировавшаяся на нарушениях общественного порядка в 1990-х, и уровень тяжких преступлений резко снизился[288].

Однако правдоподобность теории не значит, что она верна. Почему в напряженном повествовании Келлинга и Уилсона в первую очередь заброшено именно здание? Здания чаще забрасывают в бедных районах. Это заброшенное здание спровоцировало упадок выдуманного района? Или район уже был проблемным, когда кто-то оставил свою собственность? История, которую преподносят Келлинг и Уилсон, пытается показать четкую причинно-следственную связь, но в реальности причина и следствие безнадежно запутаны.

В действительности, если взглянуть на доказательную базу теории разбитых окон, она становится очень неубедительной. Келлинг и Уилсон упоминают психолога Филипа Зимбардо:

Он договорился поместить автомобиль без номерных знаков с поднятым капотом на одной из улиц в Бронксе и аналогичный автомобиль на улице в Пало-Альто, Калифорния. Машина в Пало-Альто стояла нетронутой больше недели. Затем Зимбардо разбил часть машины молотком. Вскоре прохожие подключились к этому. В течение нескольких часов автомобиль был перевернут и полностью разрушен.[289]

Интересно, но слишком преувеличено, чтобы создать теорию городского упадка на основе того, что произойдет после того, как один психолог возьмет один молоток и направится к одной машине в одном калифорнийском городе.

Правда такова, что общественные науки не могли активно поддержать теорию разбитых окон и идею, которая заслуживает внимания за остановку криминальной волны в Нью-Йорке 1990-х. Недостатка в объяснениях упадка нет, и любое правдоподобное определение должно указывать на факт, что уровень преступности упал во всех штатах, а не только в Нью-Йорке. Стивен Левитт, экономист, получивший известность благодаря книге «Фрикономика», исследовал доказательства в 2004 году, начав изучать газетные заметки об этой тенденции. В результате он обнаружил, что теория разбитых окон получила признание за снижение преступности.

Сам Левитт, вооруженный обширными данными, был не согласен с газетами, придя к выводу, что четыре фактора объясняли время, степень и географическую структуру снижения преступности. Больше полицейского контроля — больше заключенных (что может сдерживать преступность и предотвращать преступления, так как потенциальные преступники находятся за решеткой), снижение потребления кокаина и легализация абортов в 1970-х — уменьшение количества беспризорных детей. Левитт изучил и развенчал некоторые другие объяснения, включая теорию разбитых окон: «Толкование имеющихся в доступе данных привело меня к выводу, что воздействие стратегий охраны порядка на уровень преступности в Нью-Йорке преувеличено и воздействие на национальный уровень преступности, скорее всего, незначительно»[290].

Левитт — не единственный социолог, настроенный скептически. Рассмотрим увлекательный спор, произошедший между двумя экспертами в этой области — Бернардом Харкортом и Дэвидом Тачером в 2005 году на страницах Legal Affairs. Каждый специалист ссылался на лучшее доступное доказательство, основанное на различных статических исследованиях. Харкорт был скептически настроен к теории разбитых окон, Тачер поддерживал ее. Однако даже он отрицал идею о том, что беспорядок порождает тяжкие преступления. Вместо этого он даже выступил с более обоснованным утверждением, что полиция должна бороться с беспорядками в силу собственной значимости:

Каким-то образом вопрос «Должна ли полиция серьезнее относиться к поддержанию порядка?» приравняли к формулировке «Снизит ли это уровень преступности?». Считаю, что это характеризует нашу культуру не с лучшей стороны… Представьте, что у полицейского нет оснований предпринять что-нибудь в отношении парня, справляющего нужду посреди улицы коммерческого района, если только это не уменьшит статистически значимое количество краж со взломом в следующем месяце.[291]