Читать книгу "Битвы третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - Бэзил Генри Лиддел Гарт"

Представляется удивительным тот факт, что русские на Восточном фронте почти не использовали воздушный десант, хотя являлись признанными лидерами в этой области, что наглядно демонстрировали на военных учениях в предвоенные годы. По этому вопросу я имел длительную беседу с генералом Штудентом. Он сказал: «Я часто удивлялся, почему русские не используют свои парашютно-десантные войска. Думаю, что причина может заключаться в их неудовлетворительной подготовке. Единственное, что они делали регулярно, это сбрасывали агентов и небольшие группы диверсантов за нашей линией фронта».

Перейдя к вопросу о командовании, я спросил Рундштедта, кого из русских генералов он считает лучшим. Он ответил: «Если говорить о 1941 годе, то никого. Что касается Буденного, с войсками которого мне пришлось столкнуться, один из пленных русских офицеров сказал: «Это человек с очень большими усами, но очень маленькими мозгами». Но в последующие годы качественный состав русского генералитета заметно улучшился. Очень хорош был Жуков. Интересно, что он начал изучать стратегию в Германии у генерала фон Зекта. Это было в 1921–1923 годах».

Дитмар, лучше, чем кто-либо другой, знакомый с мнением немецкого генералитета, сказал, что Жукова считали выдающейся личностью. Конев, хороший тактик, был тоже весьма неплох, но все-таки находился на более низком уровне. «В ходе войны русские создали чрезвычайно высокий стандарт командира, причем на всех уровнях – от наивысшего и вплоть до самого низкого звена. Отличительной чертой их офицеров являлась постоянная готовность учиться». Далее он добавил, что русские, в отличие от немцев, обладали значительным перевесом в силе и могли позволить себе делать ошибки.

Этот вердикт, вынесенный русским генералам Рундштедтом и Дитмаром, был подвергнут сомнению их коллегами, воевавшими на Северном фронте. Немецкие генералы имели высокое мнение об их коллегах – высших офицерах русской армии, а также о командирах, занимавших низшее звено на служебной лестнице. Офицеры среднего звена остались для них безликими. Высшие командные должности занимали люди, доказавшие свои высокие профессиональные качества и получившие право принимать решения и отстаивать свое мнение на самом высоком уровне. На нижних ступенях лестницы находились младшие офицеры, которые в пределах своей ограниченной сферы действия проявляли хорошую выучку и тактическую смекалку; некомпетентные люди там долго не задерживались, становясь очередной жертвой вражеской пули или снаряда – умелых регуляторов отбора. Но средние командиры больше, чем в любых других армиях, были подвержены влиянию посторонних факторов. Не угодить своим вышестоящим командирам они боялись больше, чем встретиться с врагом.

В этой связи один из немецких командиров на Северном фронте сделал интересное наблюдение: «Когда оборона была организована подвижно, русские всегда отличались упорством в атаке. В наступательных операциях они неизменно шли напролом и в случае сопротивления повторяли свои атаки снова и снова с воистину бычьим упорством. Дело в том, что их командиры постоянно жили в страхе показаться недостаточно упорными и целеустремленными перед вышестоящими офицерами».

На мой вопрос об основных качествах русских солдат Дитмар ответил следующее: «Первым я бы назвал совершеннейшее безразличие солдат к своей судьбе – это было нечто большее, чем фатализм. Конечно, они не были вовсе уж бесчувственными, когда положение складывалось для них не лучшим образом, но обычно на них было очень тяжело произвести сильное впечатление. Этим они отличались от армий других стран. За период моего командования на финском фронте лишь однажды русские сдались моим войскам. Необычная для нормального человека бесстрастность делала русских сложным объектом для завоевания, но она же явилась их основным недостатком – в начале кампании благодаря этому они часто попадали в окружение».

Далее Дитмар добавил: «По специальному приказу Гитлера была предпринята попытка привить менталитет русских в нашей армии. Мы старались скопировать их менталитет, а они (причем явно более успешно) – нашу тактику. Для русских бесстрастность, даже, пожалуй, бесчувственность солдат была выгодной, они вполне могли себе это позволить, ведь потери значили для них немного. Людей просто приучали делать, что им говорят, и не рассуждать».

Блюментрит, любивший выстраивать философские и исторические дискуссии по любому из обсуждаемых вопросов, поделился своими впечатлениями, полученными за более продолжительный промежуток времени – начиная с Первой мировой войны.

«В 1914–1918 годах, будучи лейтенантом, я, после короткой стычки с французами и бельгийцами в Намюре в августе 1914-го, два года сражался против русских. Уже во время первой атаки на русском фронте мы поняли, что здесь нам противостоят совершенно другие солдаты, не похожие на французов и бельгийцев. Они были хорошо укрыты в своих умело выкопанных окопах и настроены весьма решительно. Наши потери оказались значительными.

В те дни русская армия еще называлась императорской. Эти суровые и грубоватые, но в общем благожелательные люди обычно поджигали города и деревни в Восточной Пруссии перед тем, как их оставить. В своей стране они действовали точно так же. Когда в вечернем небе появлялось красное зарево очередного пожара, мы точно знали: русские ушли. Любопытно, что население ни на что не жаловалось. Это был обычный метод русских – так они действовали на протяжении веков.

Упомянув о том, что русские в целом были достаточно благожелательными, я говорил о европейцах. Азиатские части, сибиряки, а также казаки, обычно были куда более жестокими. В 1914 году немцы натерпелись от них немало.

Уже в 1914–1918 годах более тяжелые условия военных действий на востоке оказали влияние на наши войска. Люди предпочитали отправиться на Западный фронт, но не на Восточный. На западе шла война материальных частей и артиллерии – так было при Вердене, на Сомме и т. д. Обстановка там зачастую бывала изнурительной, но, по крайней мере, мы имели дело с западными противниками. На востоке было намного меньше стрельбы, зато бои – более яростными и ожесточенными, поскольку совершенно другим был человеческий тип. Ночные сражения, рукопашные схватки, лесные бои – все это было привычным для русских. Немецкие солдаты говорили, что на востоке воюет пехота, а на западе – артиллерийские бригады.

Но только в ходе этой войны мы впервые в полной мере осознали, что же это такое – Россия. Первые же бои в июне 1941 года показали нам новую советскую армию. Наши потери порой достигали 50 %. Части ОГПУ и женский батальон в течение недели защищали старую крепость Брест-Литовск. Несмотря на непрекращающиеся бомбардировки и обстрел из тяжелых орудий, они сражались до последнего. Довольно скоро мы узнали, что такое русская война. Фюрер и наши высшие военачальники этого не знали. Именно это послужило причиной многих несчастий.

Красная армия 1941–1945 годов была значительно сильнее, чем царская армия. Они фанатично сражались за идею. Это многократно увеличивало их упорство и, в свою очередь, заставляло наших солдат действовать более решительно. Дисциплина в Красной армии также была куда более жесткой, чем в царской армии. Мы иногда перехватывали их приказы, причем все они были аналогичного содержания: