Читать книгу "Чумной поезд - Андрей Звонков"

— Я понял, Наташа. — Думченко постарался сказать это как можно равнодушнее. — Выдвигайтесь в аэропорт, там вас встретят. Борт или на подлете, или уже ждет, я деталей не знаю, Тумасян договаривался, а он сам сейчас готовится вылететь в Приморск, занят погрузкой.

— Остап Тарасович, понадобятся еще врачи, вы уже решили, откуда они будут?

— Да, десять человек со средним персоналом уже сели в поезд в Ростове, еще человек пятнадцать-семнадцать мобилизуют в Краснодаре, и несколько будет из Анапы и Новороссийска. Списки сейчас готовятся. Утром перешлю почтой. Еще с Тумасяном команда врачей МЧС, но количество не знаю. Тебя назначили его замом.

Только когда Евдокимова отключилась, Думченко выдохнул с облегчением. Он давно бросил курить, но сейчас хотелось затянуться и руки дрожали. Наталья не спросила, подписал ли он докладную. Она уверена, что подписал. И если б ему пришлось соврать, она бы почувствовала. Наверняка бы почувствовала. Впрочем, почему? Ведь соврал же он насчет Олейника, и она не усомнилась. Но в любом случае хорошо, что она не спросила. Думченко перебрался к себе в кабинет, сел в кресло и вытащил из ящика лист, на котором твердым, похожим на школьный, почерком Натальи было написано: «Прошу Вас разрешить применение экспериментального препарата циклосульфон для лечения и профилактики у больных с легочной формой чумы». И резолюция Олейника: «Не возражаю…» и так далее.

Думченко взял ручку, несколько минут держал ее над листком, раздумывая, что написать? «Запрещаю»? «Разрешаю»? Или найти какую-нибудь обтекаемую формулировку? Но ничего обтекаемого не находилось. Тридцать восемь человек. Наташка у каждого пациента получила разрешение… Стоп! Стоп! У каждого? Думченко опять вспотел. А этот неизвестный в Воронеже? Он же без сознания, а препарат уже введен!

«Боже мой! — с содроганием подумал Думченко. — Если об этом узнают в Росздравнадзоре?! Это кошмар. Это стопроцентно подсудное дело! Скандал! И никакие разрешения ничего не изменят. Господи, только бы он выжил! Выжил бы и подписал информированное согласие. А если не подпишет? Вот из вредности, из подлости душевной? Денег захочет срубить по-легкому? Тогда лучше бы он не выжил. Болезнь тяжела. Не всегда ее можно победить! Эх, Наталья! Такой подставы не ждал. Шиловская стукнет? Наверняка. Кому? Мне? Мне пока еще не стукнула. А если сразу в РЗН? Ведь она знает, что Наталья мой человек! Может. Очень даже может. Вот сейчас выдержит немного время и позвонит куда надо!»

Думченко опять посмотрел на докладную. Подписать ее означало вписаться в это дело. Но если не подписать, расхлебывать будет одна Наталья.

«Я, конечно, тоже получу по яйцам, — прикинул про себя Думченко. — Крепко получу. Хотя бы за то, что держал авантюристку на ответственном посту. Если выговор или премии лишат, это можно пережить. Но если будет суд, Наталья наверняка скажет, мол, начальству доложила и получила добро. А что я скажу? А я скажу, что ничего не давал. Все тут носились колбасой, текучка. Я, мол, запретил, но она не заметила или забыла! Слова — это только слова, а на бумаге надо написать: «Запрещаю». Нет, не надо. Ничего пока не надо, вот когда привлекут как свидетеля, тогда и напишу то, что будет самым подходящим. Что я ей ответил? Я ее попросил подождать. А она ждать не стала. Кто-нибудь слышал, что я ей сказал? Да, Иван был. Он и разрешил, но Иван сейчас не при делах. Не факт, что вообще выживет. А если выживет? С ним я договорюсь. Если выживет, тогда все будет легче. А если нет? Лозовик Наташку сгноит. Он ее под суд отдать мечтает. Спит и видит. Точнее, не мечтает, это такой подарок судьбы, о котором он и мечтать не мог».

Решив оттянуть неизбежное, Думченко ощутил некоторое облегчение. Но гадостное ощущение за собственное малодушие сохранялось, и оно потихоньку перерастало в злость на Наталью.

«Дался им этот циклосульфон! — лихорадочно думал Думченко. Вот черти. Что Иван, что она. Фанатики хреновы! Им людей спасать, а мне разгребать авгиевы конюшни из-за них! В Росздравнадзоре такой случай тоже не упустят. Шум поднимут до небес. Иван отправил докладную премьеру. А если тот подписал разрешение? А если нет? Как бы узнать?»

Думченко принялся раскачиваться в кресле.

«Валерия Даниловна! — вспомнил он. — Вот! Я ей звонил, а она не перезвонила. Повод есть позвонить. Доложить насчет Олейника, проявить заботу. Да. И как бы между делом спросить насчет подписи. Ведь Иван же волнуется, просил проконтролировать. Я и проконтролирую».

Думченко достал телефон. Уже три часа ночи, начало четвертого. Глаза сохнут. Министр еще не освободилась? Или спит? Нет. Это невозможно. Она бы позвонила, прежде чем отдыхать. Он нажал вызов без особой надежды, готов был услышать длинные гудки, отсчитать десяток и сбросить.

— Я слушаю, Остап Тарасович, — раздался в трубке женский голос. — Я слушаю!

— Здравствуйте, Валерия Даниловна! — Думченко старался говорить с нужной степенью волнения. — Олейника госпитализировали.

— Что случилось? Вижу, вы мне звонили. Извините, были важные дела, не посмотрела.

— Я все понимаю. У Ивана Ивановича, возможно, инфаркт. Отвезли в городской центр кардиологии.

— Я поняла, Остап Тарасович, там отличные врачи! Вы что-то предлагаете?

— Нет, я согласен абсолютно. Да. Там все сделают! Иван просил узнать, подписал ли премьер его докладную насчет экспериментального лекарства? — Думченко задержал дыхание в ожидании ответа.

— Нет, при мне он ничего такого не получал, и я не видела докладной от Олейника. Видимо, еще в пути. Вы не волнуйтесь, мы все понимаем.

«Что вы понимаете?!» — чуть не заорал Думченко. — Что ты, курица, понимаешь? Что сейчас нас начнут жрать с говном? И ни ты, ни премьер нам уже не поможете».

Но, сдержавшись, произнес он другое и гораздо спокойнее:

— Спасибо. Мы ждем этот документ.

Он не сказал, что препарат уже начал применяться. Зачем давать повод для упреков в торопливости?

После разговора Думченко посидел еще пару минут над замолчавшим телефоном и отправился в штаб, узнать состояние дел. Все ли из контактных выявлены? Готовы ли списки пассажиров поезда, которые вышли на станциях до Новочеркасска? Всех их нужно изловить и поместить в карантин!

«Только бы Наталья не наломала дров! — подумал Думченко. — Все ведь сгорим!»

Он всерьез надеялся, что здравый смысл у Натальи возобладает над импульсивностью и она не бросится на амбразуру, утягивая всех за собой. Впрочем, он сам понимал, что если дело коснется спасения жизни людей, Наталья запросто пожертвует собственной. Такая натура. И это пугало Думченко едва не до судорог.

Он даже потянулся за телефоном, чтобы расставить все точки сразу и бесповоротно.

«Надо просто сказать Наталье, что разрешения нет и не будет», — подумал он.

Он нажал кнопку вызова, чувствуя, как дрожат пальцы.

— Да! — ответила Наталья.

Слышно было, что она едет в машине.