Читать книгу "Московские обыватели - Михаил Вострышев"

В часы досуга Карл Францович посещал кофейню Печкина возле Охотного рада, где любил покутить и сразиться в бильярд с артистами Малого театра Д. Т. Ленским, П. С. Мочаловым, П. М. Садовским. Однажды, возвращавшегося из кофейни, его настиг апоплексический удар на Тверской, возле дома генерал-губернатора. Рулье было всего сорок четыре года. «Все, что есть в Москве уважающего ум, благородство души и знание, — сообщали «Санкт-Петербургские ведомости», — собралось у гроба этого знаменитого профессора».

«Как могло случиться, — удивляется биограф знаменитого зоолога С. Р. Микулинский, — что ученый такого таланта и человек такой души, которым мы вправе гордиться, был в XX веке почти совсем забыт и память о нем начала восстанавливаться только в конце 40-х годов? Объяснить это можно, но мириться с этим нельзя. Будем надеяться, что случай с памятью о К. Ф. Рулье послужит нам и будущим поколениям уроком. Уроком того, что забывая прошлое, мы не столько пренебрегаем им, сколько духовно обедняем самих себя».

Гаргантюа на русский манер. Поэт Петр Васильевич Шумахер (1817–1891)

Москва знавала многих литераторов. Тем, кто поизвестнее, поставила памятники и основала музеи, менее значительных отметила мемориальными досками и сборниками сочинений в издательстве «Московский рабочий». Таких же, как Петр Васильевич Шумахер, вовсе позабыла.

В творчестве Шумахера можно отыскать несколько стихотворений, удивительных для XIX века по глубине иронии и сатирической смелости.

Народу объявлен Манифест об освобождении крестьян. Вся передовая интеллигенция России ликует. Даже вечный злопыхатель Герцен склоняет голову перед столь решительным деянием царя-освободителя. Только веселый и беззаботный Шумахер посмеивается:

Тятька, эвон что народу Собралось у кабака: Ждут каку-то все свободу, Тятька, кто она така? Цыц! Нишкни! Пущай гугорют, Наше дело — сторона; Как возьмут тебя да вспорют, Так узнаешь, кто она.

В 1877 году началась Русско-турецкая война. «В бой! За славян!» — несется со всех сторон. Студенты и чиновники записываются в добровольцы, купцы жертвуют миллионы, великие княгини щиплют корпию для лазаретов. Только полунищий неунывающий Шумахер язвит:

Невдалеке от Бологоя Два встречных поезда свистят. В одном быков шлют для убоя, В другом — на бой везут солдат.

Сын датчанина и белорусски, Шумахер в 1835 году окончил Санкт-Петербургское коммерческое училище, прекрасно знал не только физику и математику, но и древние языки, свободно владел немецким, английским, французским и итальянским языками. Несмотря на обширные знания, полученные в юные годы, в старости он вспоминал отнюдь не свои победы на поприще науки:

И только голые березы Напоминают мне те лозы, Что вызывали вопль и слезы Лет шестьдесят тому назад.

Около двадцати лет Шумахер прослужил в Сибири, в канцелярии генерал-губернатора края и управляющим золотыми приисками, получая и проматывая солидное жалованье. Потом женился, попутешествовал за границей, пожил в Нижнем Новгороде и Петербурге, развелся. Наконец, оставшись без гроша и без угла, поселился в Москве, вернее, стал кочевать по городу, живя у друзей и получая 150 рублей жалованья в год, как артист Артистического кружка.

Я трясся в колеснице Феба По трактам грязи и глуши, И не нашел я корки хлеба Для голодающей души! Садилось солнце жизни бледной, Когда вернулся я в Москву, И вот я, немощный и бедный, Склоняю гордую главу.

Всю жизнь Шумахер чудил, тратил деньги на женщин и кутежи, обпивался и объедался, потешал собутыльников полупристойными и вовсе непристойными шутками. Не изменил он себе и в Москве. За чудачества и веселый нрав его признали достопримечательностью города. Множество историй рассказывали о нем москвичи, им не приходилось даже привирать, до того колоритен был Шумахер сам по себе.

Водку он пил большими чайными стаканами. Со своими друзьями, фотографом Брюн де Сент Ипполитом и доктором Персиным, в один присест опорожнял четверть ведра. Притом пьяным он никогда не становился, а лишь расцветало его красноречие.

Съесть этот высокий толстый барин мог неимоверное количество еды, в чем с ним могли соперничать только немногие московские купцы с бездонными желудками.

Плохой приятель медицины, Я ем по случаю жары Заместо пурганца и хины Звено соленой осетрины И с луком паюсной икры.

От всех болезней Шумахер считал лучшим лечением баню. В Сандуны он отправлялся обстоятельно — на весь день. На полке в парилке выпивал бутылку ледяного кваса и отдавал себя в руки двух самых выносливых банщиков, которые долго охаживали его вениками. Потом спал в предбаннике, положив веник под голову, и процедура лечения вновь повторялась.

Шумахер был большим циником, не стеснялся говорить непристойности в присутствии женщин. Он даже хотел вырезать на своем самоваре загадку: «У девушки, у сиротки, загорелося в середке, а у доброго молодца покапало с конца». Медник отказался исполнять столь скабрезную работу.

Даже в самые сильные морозы на улицу он выходил без шубы и пальто — в одном сюртуке. Весь же домашний костюм его состоял из длинной женской рубашки.

Шумахер очень любил врать. И если замечал, что его болтовне кто-то начинал верить, то одурачивал простака и поднимал его на смех.

Ссорился он часто как с приятелями, так и с малознакомыми людьми. Раз в гостях Афанасий Фет, любивший вкусно закусить, обиделся, что Шумахер съел всю бывшую на столе зернистую икру. Шумахер узнал об этом и написал на почтенного поэта несколько злых эпиграмм, после которых они оставались врагами до конца своих дней…

Но пора остановиться на изображении низменной жизни Шумахера. Что же было положительного в этом тучном бездельнике? Да именно то, что он не был бездельником! Большинство москвичей наблюдали жизнь Шумахера на виду, на людях. Другая, настоящая жизнь поэта проходила в комнате, где он жил и где всегда был идеальный порядок. Богатые друзья, в том числе К. Т. Солдатенков и П. И. Щукин, присылали ему целые ящики книг, Шумахер проглатывал их, делая многочисленные записи, и аккуратно возвращал. Среди его близких друзей, кроме двух уже названных, можно назвать писателя Тургенева, который издал за границей два томика стихотворений Шумахера, переводчика Шекспира Н. X. Кетчера и московского гражданского губернатора В. С. Перфильева, у которых он подолгу квартировал, историка И. Е. Забелина, доктора П. Л. Пикулина, автора замечательных юмористических рассказов И. Ф. Горбунова. Подружился Шумахер и с графом С. Д. Шереметевым и последние четыре года прожил в его Странноприимном доме у Сухаревой башни, наконец-то заимев собственное жилье.