Читать книгу "Посланники тьмы - Антон Грановский"

Глеб взглянул на чернеющий впереди лес и передернул плечами.

«Я сделал все, чтобы не попасть туда снова, – хмуро подумал Глеб. – Теперь я умываю руки».

– Мы отправляемся к реке! – объявил он вслух и первым зашагал по буеракам.

Над лесом пробивался рассвет. Березы ярко белели на фоне черной земли и темных сосен. Однако с каждой пройденной верстой темно-зеленые верхушки пихт, елей и сосен делались все многочисленнее. В этом молчаливом противостоянии хвойные явно брали верх.

Глеб подумал, что через несколько лет они окончательно победят березу. Вся чащоба станет хвойным лесом, если только лесорубы князя не вырубят или яростные пожары не убьют всю молодую хвойную поросль.

– Видбор? – негромко позвал Замята.

– Чего? – откликнулся тот.

– Мне как-то не по себе от этой тишины. Давай об чем-нибудь поговорим?

– Что ж, давай. Что ты хочешь знать?

– Твой отец тоже был ратником?

Десятник кивнул.

– Да. Он служил в дружине старого князя Аскольда, когда тот еще был молод.

– А дед?

Видбор усмехнулся:

– Нет, дед ратником не был. Дед мой был богатым боярином. Подпоясывался не лыком по кострецу, а кушаком под грудь, чтобы выпирал сытый живот. Соболью шапку надвигал на лоб, а бороду задирал выше носа.

– И что ж с ним сталось?

– На деда работали чудины. Однажды чудины перепили сбитня и взбунтовались. Пожгли деду дом, убили бабку, перерезали дворовых людей. Мой отец успел убежать и три дня сидел в сугробах, дожидаясь, пока хевдинг и его викинги придут на помощь.

– Н-да, дела, – протянул Замята, опасливо поглядывая на черные мерзлые деревья. – Значит, ты родом с севера?

Десятник кивнул:

– Угу.

– Поэтому ты просил прощения у Бавы Прибытка?

– Да. Он – потомок хевдингов. Коли б не его предки, не ходить бы мне сейчас по свету.

Несколько шагов прошагали молча. Затем Видбор спросил:

– Ну, а ты, дознаватель? Какого ты роду-племени?

– Мой отец тоже был знатным боярином, – ответил Замята. – Но после войны с кривичами впал у старого князя в немилость.

– Чего так?

– Княжью казну обобрали, а всю вину повесили на моего отца. Знатен он был, но дурковат. Посадили моего отца на кол, а после, когда разобрались, что к чему, старый князь отвалил моей матери кошель с золотом и сказал, что, как только подрасту, – возьмет меня к себе на службу. Так и случилось.

– Грустная история, – резюмировал десятник. – И что же, ты всегда был дознавателем?

Замята покачал головой.

– Нет. Начинал с третьего помощника.

– И что же ты делал как третий помощник?

Замята пожал плечами и вздохнул:

– Да разное.

– Сильно лютовал? – поинтересовался, прищурив серые глаза, Видбор.

Дознаватель подумал и покачал головой.

– Нет, не думаю. Пятки я прижигал, но без лютости. Исключительно по службе. Поначалу было противно, но потом ничего, привык.

– Да, – задумчиво проговорил Видбор. – Человек не свинья, ко всему привыкает. Помню, когда я первого хазарского неопереныша на копье поднял, так три дня потом места себе не находил. Все казалось, что мальчишка по пятам за мной ходит и в спину мне глядит. Начал пить хмель, и спился бы, но воевода помог. Заметил меня, объяснил, отчего моя боль, и к себе приблизил. Вместо отца мне был. Всему, что умею, меня научил. Эй, Анчут! – окликнул десятник бородатого коротышку. – А твой отец был лавочником?

Анчутка втянул голову в плечи и как-то нелепо и странно замотал головой.

– Чего это он? – удивился Видбор.

– На голову хворый, – тихо шепнул ему на ухо Замята.

– Вот оно что. – Десятник прищурился и кивнул: – Я это сразу заметил. Слышь, Анчут! Махонький ты уж очень для мужика-то. Обижали тебя, небось, в детстве?

Анчутка насупился, но ничего не ответил.

– Вот то-то и оно, – вздохнул десятник. – Одного боги делают рослым и дюжим, другого – малым и хилым. И к чему такой разброд – непонятно. Самого человека не обвинишь, а богов винить – и того глупее.

– Стоп! – поднял вдруг руку Глеб. – Спрячьтесь за камни и пригните головы!

Все четверо быстро скользнули к серым, поросшим пожухлой травой скалам и укрылись за ними.

В предрассветных сумерках они увидели, как большой бурый медведь выбрался из сухого малинника и зашлепал лапами по хлипкому снегу, направившись к молодой пихте.

Остановившись перед пихтой, медведь поднялся на задние лапы и, вытянувшись во весь рост, царапнул ствол когтями. Потом рыкнул и свирепо куснул кору желтоватыми клыками.

– Зачем это он? – с удивлением спросил Замята.

– Хочет показать другим медведям, какой он большой, – ответил Глеб.

Медведь принюхался к ветру.

– Он стоит прямо у нас на пути, – с досадой проговорил Видбор. – Что будем делать?

Глеб вынул из кобуры ольстру. Взвел курок и прижал приклад к плечу. Громыхнул выстрел. Пуля выбила из ствола пихты щепку. Медведь отскочил от дерева и пустился наутек.

– Путь свободен, – сказал Глеб и вложил ольстру в кобуру.

6

Возле того места, где Глеб спрятал лодку, вода еще была замерзшей, и Глебу, и его спутникам пришлось волочить лодку по тонкому льду к кромке чистой воды.

Лишь только лед затрещал под ногой, они вскочили в лодку. Глеб и Видбор сели на весла. Несколькими сильными гребками они вывели лодку из мелких льдин и принялись ритмично грести. Благодаря их усилиям четырехметровая лодка быстро резала воду.

– Анчутка, Замята, – окликнул через плечо Глеб. – Откиньтесь назад. Нужно перенести центр тяжести к корме.

Вряд ли они поняли про «центр тяжести», но послушно откинулись назад, приняв неудобные позы. Лодка заскользила на корме, уменьшив сопротивление воды.

Глеб и Видбор были первоклассными гребцами. Каждый из них старался сильнее подать лодку на своем гребке. Удары весел становились все быстрее и резче, лодка все больше задирала нос.

Через полчаса оба взмокли от напряжения, но руки их сами собой погружали весла в холодную воду реки. Там, где вода была свободна ото льда, лодка быстро скользила вперед. А там, где серый ледок подернул поверхность, им приходилось поднажимать, и тогда слышался хруст льда, ломавшегося под носом лодки при каждом ударе весла.

По временам, когда лед со скрежетом скользил по бортам, Глебу казалось, что лодка распорота и вот-вот развалится на куски.