Читать книгу "Русские принцессы за границей. Воспоминания августейших особ - Елена Первушина"

Совместная жизнь в Зальцбурге подходила к концу, Карл и его семья поехали через Мюнхен в Штутгарт, а мы, в конце мая, в Линц, куда нас просила приехать милая императрица Австрийская Мария Анна, чтобы заверить нас в своей дружбе и симпатии. С разных сторон делались попытки помешать этой встрече, но Мама слушалась только своего сердца, тем более что у нас совсем не было причин избегать ее. После первых же слов приветствия Императрица заговорила о переговорах, которые постоянно начинались из-за меня. Она с жаром заверила, как она лично была бы счастлива иметь меня своей родственницей, тем более что полюбила меня с первой встречи в свое время в Теплице. Мама же заметила, что не стоит теперь говорить о прошлом. Императрица подарила мне парадное платье из богемских кружев на розовом шелку. Мама выбрала от приехавших из Вены ювелиров и представителей модных домов разные красивые вещи для моего приданого, которые до краев заполнили наши чемоданы. Их затянули ремнями и, закрыв, привязали к экипажам, чтобы уже не открывать до Петербурга.

Наш дальнейший путь лежал через Прагу, где проживал эрцгерцог Стефан, который хотел нас встретить. Наша встреча произошла на Градчане. Мне было очень интересно наконец-то увидеть героя моих мечтаний наяву! Наверное, и он испытывал то же чувство, с той только разницей, что мне удалось наконец встретить человека, которого искало мое сердце, в то время как он должен был еще искать. Хотел ли он вызвать во мне сожаление к своей неудачной судьбе? Если да, то он сделал это очень неумело. Его манера держаться казалась мне неестественной, возможно, что его разговор и заинтересовал бы меня, если бы он не старался все время показать себя в возможно выгодном свете. Он был полной противоположностью эрцгерцогу Альбрехту, которого мы еще раз встретили в Зальцбурге и простота и естественность которого опять были нам так приятны. Чувствовалось, что Стефан очень честолюбив и очень доволен собой.

Из Праги через бесчисленные туннели поезд повез нас в Брюнн и Краков, и наконец в Варшаве Папа заключил нас в объятия. Он не переставая смотрел на меня, и в его глазах я замечала грусть от предстоящей разлуки. Когда я вновь ступила на родную землю, я с силой ощутила то чувство, которое вызывает Отечество, и я поняла, почему Господу было угодно завести меня так далеко от всего родного, чтобы ничем не стесненной сделать выбор сердца. Наконец 3 июня мы приехали в Петергоф. Была чудесная погода, и мы тотчас же пошли в церковь, двери которой были широко открыты. После молебна перед церковью была радостная встреча с Мари и братьями, родственниками и друзьями. Мы обменивались поздравлениями, так как многие из моих подруг тоже стали невестами. Каким радостным, каким сердечным было все вокруг! Все встречали меня так ласково, все старались сделать мне приятное, всячески доказать свою любовь. Еще теперь, когда я пишу это, я с волнением вспоминаю все трогательные проявления любви и дружбы. И все же в эти недели я чувствовала какой-то внутренний разлад, покуда не приехал Карл; я ощущала, что не принадлежу больше родителям, друзьям и Родине, и казалась себе неблагодарной, оттого что Карл значил для меня теперь больше.

Карл прибыл в день начала маневров кадетских корпусов. В гавани его встретили Папа и все четыре брата. Сейчас же после обеда, вместо того чтобы дать ему время отдохнуть, его посадили на коня и галопом поскакали в Стрельну на маневры. Нам, дамам, было приказано часом позднее следовать в экипажах. В Стрельне, на даче одной знакомой, мы встретились с кавалерами, чтобы пить вместе чай. После чая моему жениху было разрешено возвращаться с нами в экипаже. В одиннадцать часов мы поужинали в комнатах у Мама. Мы ни минуты еще не оставались с глазу на глаз, и Сесиль Фредерикс с участием заметила: «Ну и уютная встреча для жениха с невестой!»

Вскоре Карл был совершенно захвачен личностью Папа. Сияющая беспорочность его существа, отеческая симпатия, с которой он относился к Карлу, завоевали целиком его сердце. Он благодарно относился ко всем советам, которые давал ему Папа, оттого что от своего собственного отца никогда не слыхал ничего иного, как только критику и неприязненные слова.

25 июня была торжественная помолвка в петергофской церкви, а свадьба была назначена на 1 июля, день рождения Мама и одновременно день свадьбы родителей. Это число должно было принести нам счастье! Последние дни перед этим торжественным днем были заполнены суетой. Я проводила их в примерках платьев, в выборе и раздаче сувениров и подарков, в упаковке и прощальных аудиенциях, я не принадлежала больше самой себе. С трудом мне удалось выбрать день для поста и молитвы, чтобы пойти к исповеди и причаститься в церкви Св. Петра и Павла 29 июня. Там я просила Господа только об одном: сделать меня достойной того, с кем я буду делить свою жизнь и выполнять обязанности, которые ждали меня. Родители и братья были при этом моем последнем причастии девушкой в церкви и, конечно, также и Карл, присутствие которого еще больше углубило мое благоговение. В моей комнате Карл встретился потом с моим духовником отцом Бажановым и попросил его объяснить ему обычаи нашей Церкви. 30 июня, согласно своему обещанию присутствовать на моей свадьбе, прибыл дядя Вильгельм, принц Прусский. Наша дружба относилась еще к совместному пребыванию в Эмсе в 1840 году Так же дружественно он относился и к Карлу; с 1840 по 1842 год Карл учился в университете в Берлине и часто посещал то общество, которое собирала вокруг себя принцесса Августа. К ее кругу принадлежали в то время такие умы, как Ранке, Савиньи, Курциус и другие.

Когда я вечером 30 июня поднялась в последний раз в свою комнатку, я долго не могла заснуть. Я позвала Анну Алексеевну, и мы долго говорили на моем балконе.

После полуночи Папа постучался в мою дверь: «Как, вы все еще не спите?» Он обнял меня, мы вместе опустились на колени, чтобы помолиться, и потом он благословил меня. Как он был нежен ко мне! Какой бесконечной любовью звучали его слова! Потом он поблагодарил Анну Алексеевну за все, что она сделала для меня во время нашего десятилетнего совместного пребывания. В дверях он еще раз повернулся ко мне и сказал: «Будь Карлу тем же, чем все эти годы была для меня Мама!»

Наступил торжественный день. Уже рано утром нас разбудили трубачи под окнами. Я поспешила к Мама, чтобы поздравить ее и передать мои подарки. Я подарила ей медальон с моей миниатюрой и маленький секретер из орехового дерева с сиреневым бархатом. Она пользовалась им до самой смерти и держала в нем свои частные бумаги; после ее смерти там нашли ее духовное завещание.

У Мама собралась вся семья, не хватало только Карла, которого по русскому обычаю я не могла видеть в день своей свадьбы до церкви. Богослужение было назначено на 7 часов утра, затем меня должны были одеть в Большом дворце в наряд невесты, и в час дня начинались свадебные церемонии. Утром я должна была подписать Отречение, как это полагается в нашем Законе. Его подписывает каждая великая княжна перед своим браком. Затем Адлерберг, который в то время был министром двора, поднес Анне Алексеевне розетку ордена Св. Екатерины. В Орлином салоне Большого дворца меня ждал наряд. Я действовала как в тумане, я не помню больше ничего до момента, как в салон вошел Карл и Папа сказал ему: «Дай ей руку!» Все вышли, мы опустились на колени перед иконой, которой нас благословили родители. Затем на мои плечи прикололи тяжелую великокняжескую мантию, которую несли восемь камергеров, но конец шлейфа подхватил мой гофмаршал граф Бобринский и, шепнув мне тихо: «С Богом!», отечески тепло посмотрел на меня. Шествие тронулось. Сначала шли камер-юнкеры, затем камергеры, за ними статские сановники и наконец обер-гофмаршал граф Шувалов, предшествовавший императорской чете и всему семейству. Прошли шестнадцать зал и галерей дворца. В церкви собрался весь дипломатический корпус. При входе Мама обменяла наши обручальные кольца, которые мы носили уже с помолвки; после этого Папа подвел нас к алтарю. Чудесные песнопения нашей Церкви точно созданы для того, чтобы пробудить в сердце чувства счастья и благодарной радости, и заставляют забыть всю грусть и заботы. Потом мне говорили, что редко видели невесту такой сияющей.