Читать книгу "Путь русского гангстера. Легенды лихих 90-х - Михаил Орский"

– Возвращаясь к теме шансона, как ты смотришь на ситуацию, в которой одни стоят на стороне блатняка, а другие ратуют за эстраду? Но при этом и те, и другие утверждают, что именно их направление и называется шансоном.

– Сегодня мы становимся невольными свидетелями деградации жанра. Такова политика основной радиостанции «Радио Шансон». Я никому не навязываю своего мнения, но для меня шансон – это блатняк. А всё, что не блатняк – это что-то другое. Блатняка на «Радио Шансон» нет. Что касается разных мнений на одну и ту же тему, то, извиняюсь за сравнение, но до какого-то там пятьдесят третьего года питбуль и стаффордширы, это была единая порода. Тогда владельцы тоже разделились. Одни кричали, что эта собака рождена для боёв, а другие кричали, что эта собака очень красивая, и её предназначение ходить по выставкам. Тогда у хозяина одной и той же собаки стали появляться два паспорта. Когда ему было нужно поучаствовать в выставке, он предъявлял документ на стаффордшира, а потом хватал своего питомца под мышку, мчался в Серебряный бор, выставлял её на бои и кричал, что у него питбуль. Как Люба Успенская – на одних программах отрекается от тематики первых своих альбомов, а на других получает звание «Королева Шансона». У меня в автомобиле, и у моих близких, шкалы «сто три и ноль» нет уже лет десять. Что я, Аллегрову, что ли, не слышал?!

– А как ты считаешь, нужны ли фестивали шансона, на которых появляются новые имена и звучат песни, которые вряд ли можно услышать по радио? Для песни, которую мы относим к шансону, нужна вообще поддержка радиостанций, или призы на фестивалях?

– Нужно смотреть по людям. Если люди приходят на фестивали, значит это кому-нибудь нужно. Фестивали нужны в провинциальных городах, не избалованных такими событиями. Но другое дело, насколько они шансонные. Я несколько лет вхожу в жюри фестиваля «Хорошая песня» в Светлогорске. Меня там терпят, по принципу «А Баба-Яга – против». Почему? Потому что там одним из главных организаторов является мой добрый друг и товарищ Юра Белоусов. Я ему говорю: «Юра, это не шансон», а он мне отвечает, что, дескать, я и не говорю, что это шансон, это хорошая песня! Всё, что там происходит, это следствие политики главной радиостанции. Львиная доля того, что я слышал на фестивалях, это не шансон, а эстрада.

Но я для себя вопрос так не ставлю, нужны ли эти песни шансону, или нет. Шансон – это всего лишь окаймление и название песни. Понимаешь, преступный мир издавна имел свои легенды, своих героев и свои песни. Мне глубоко по барабану, кто эти песни напишет, и будут ли их крутить на «Радио Шансон» или нет. Для кого-то это коммерческий ход, как в примере с Александром Розенбаумом, который свою популярность получил благодаря своим самым первым песням, а потом запел казачьи… Это и Шуфутинский, который так же стал популярен благодаря блатняку в своём раннем репертуаре… Это их личное дело! Преступный мир всегда будет иметь свои песни, свою историю. Достаточно вспомнить тех, кто написал о разбойничьих набегах Стеньки Разина, тех, кто позднее исполнил: «Споём жиган! Нам не гулять по бану!». Жиганы, я как-то уже рассказывал, это была такая особая масть, выходцы из дворянских, купеческих сословий. Это те, кто после революции не сумели смириться с новым режимом Советской власти. Они сбивались в разбойничьи группы и совершали свои криминальные рейды по всей стране. Попадая в тюрьмы и лагеря, они были вынуждены конкурировать с правящими в те времена ворами в законе. Со временем жиганы были истреблены, но память о них осталась и поныне. В том числе благодаря песням. И эти песни сегодня ждут своего историка. Вот, например, возьмём Ильдара Южного, который увековечил побег с Бутырки. Или вот пример – год назад один паренёк, Сухочев, передал мне чудовищного качества записанную песню о бунте в городе Льгов. Песня страшная своим откровением о бунте, в котором более ста человек вскрыли себе вены. И он, очевидец и участник этих событий, написал об этом песню! В припеве такие слова: «Мусора, мы вас нашей кровью зальём!». И какая мне разница, попадёт эта песня на какие-то фестивали, будут ли у неё радио-рейтинги и прочее, или нет?! Вот что такое для меня «Блатная песня», и что такое «Шансон».

– Миша, а есть какие-то свежие события в твоей социально-культурной жизни, о которых ты мог бы сегодня поделиться с читателями?

– У меня есть сын. Шесть лет ему. Зовут его Тимофей, для близких – Тапей. И сегодня я с ним с самого утра ездил на соревнования. Он уже с четырёх лет занимается боями без правил в школе Олега Тактарова в Гольяново. Я его отправлял на экзамен, и он, в отличие от большинства детей, сумел показать хорошие результаты по разным упражнениям, типа «лоу-кики», защитную стойку «бабушка в окошке», кувырки, потому что мы с ним регулярно занимаемся дома. Сейчас он, получается, занимается в плотном графике уже полтора года. И вот – сегодня были его первые соревнования в головном офисе в Измайлово, где он провёл свой первый поединок, пока только с борьбой и болевыми, без ударов. Он отборолся вничью с каким-то шустрым пацанёнком – представителем этой головной школы. Но я очень доволен результатом, потому что этот пацан опрокидывал Тапея на ковёр четыре раза, и Тапей всякий раз уворачивался, подымался, а в последние полторы минуты прошёл на «коронный» удушающий. Но так как схватка идёт четыре минуты, гонг застал Тапея в тот самый момент, когда он ещё душил своего соперника, но, из-за нехватки времени, так и не додушил его. Всё это состязание было украшено и сдобрено моими безгранично восторженными эмоциями, которые порою вгоняли в стопор и тренеров, и родителей. Ну откуда им было знать, что мои: «Ай, молодца, ай, молодца! Дожимай Тапей, дожимай! Ай, красава!», вырывались непроизвольно, а только по заложенному во мне опыту собачьих боёв, на которые, как ты помнишь, я регулярно выдвигался со своим легендарным «Питоном». В общем, Тапей не дожал, но я очень доволен его силой воли.

– Да, это действительно очень достойно, тем более в таком совсем ещё юном возрасте! Вообще много детей принимает участие в занятиях этим видом спорта?

– Да, детей там достаточно. Но что особенно важно – в секции, допустим, из сорока человек всего только двое инородцев. Я очень доволен, что русских пацанов, в таком возрасте (честь и хвала их родителям), водят вот в эти спортивные школы. Видимо не одни мы с тобой, Володя, видим, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Если мы хотим быть спокойными за своих детей, их нужно отдавать в секции единоборства. А лет в четырнадцать-пятнадцать покупать им травматическое оружие и охотничьи ножи. Маньяков развелось тьма тьмущая, ребёнка никуда одного не отпустишь. Никто друг друга не знает, как это было в старом понимании нашего времени дворов и улиц, когда мы целыми ватагами гоняли в казаки-разбойники, в любые другие спортивные игры.

– Тогда, в связи с этим, я хотел бы задать другого плана вопрос. Я лично сам далёк от политики, как юг и север, а ты напротив, всегда, что называется в теме. Твоё отношение к тому, что сегодня происходит в политической жизни страны?

– Володя, то, что происходит – отвратительно! Как бы лицемерно не звучало со стороны представителей определённого мира, но то, что творят вот эти все «сердюковы-скрынники», от министерства сельского хозяйства, миллионные хищения, всё на глазу… Вот элементарный пример – год назад в тяжёлую аварию попал губернатор Свердловской области. Его тут же упаковали и отправили лечиться в Германию. Сразу же задаю вопрос – в Германии есть нефть? В Германии есть газ? В Германии есть золото? В Германии есть алмазы? В Германии есть лес? Ничего этого в Германии нет! Так какого хера, если это всё есть у нас, а не у них, почему медицина в Германии лучше?! Я бы всем этим власть имущим запретил бы лечиться за границей и отправлять туда на учёбу своих детей.