Читать книгу "Ириска и Звезда Забвения - Вадим Панов"

– Не сейчас, – повторил Удомо.

Всадник Лич был обычным жителем тёмного мира – человеком, а не колдуном или Тварью, и поэтому смог пройти сквозь неприступный Рубеж. Но он всё равно был верным подданным старухи Гнил – злым и жестоким, жаждущим крови и войны.

– Ты, наверное, прав, Захариус: с дерзкими обитателями Френцы можно посчитаться потом, – неожиданно продолжил Всадник, внимательно глядя на колдуна. Он поднялся на ноги и оказался очень длинным, почти таким же, как Истукан, но необычайно худым человеком, затянутым в глухие чёрные одеяния. – Её величество беспокоится, сможешь ли ты пробить настолько большую брешь в Закатный Рубеж, чтобы через неё смогла пробраться Ужасающая?

Та самая Темная Тварь, которой Лич собирался управлять в решающем сражении. Всаднику не терпелось начать бой, и он постоянно напоминал об этом Захариусу.

– Всё будет в порядке, – уверенно ответил колдун. – Ужасающая пройдёт.

– Правда?

– Я ручаюсь.

Королева Гнил была необычайно сильной ведьмой, но она ничего не могла поделать с защитой Непревзойдённых, поскольку Рубеж отвергал магию Тьмы. Однако усилия старухи не пропали: проводя исследования, она догадалась, что в заклятиях можно проделать брешь изнутри, с использованием магии Прелести, и рассказала об этом Захариусу.

Сначала колдун отказался от её предложения, опасаясь, что в брешь хлынут самые поганые обитатели Плесени, но во время последнего визита ему пришлось согласиться, потому что только так можно было втащить в Прелесть кошмарную Ужасающую.

– Я обещаю, что Малышка пройдёт, – кивнул Захариус.

– Вот и хорошо. – Всадник Лич улыбнулся. – Я по ней скучаю.

* * *

Город вспомнил, что такое страх.

А вспомнив – стал грустным и настороженным.

И потускнел.

Красота Френцы подёрнулась холодной дымкой – маревом, которое застыло над черепичными крышами, искажая солнечные лучи. Они по-прежнему падали на старинные камни домов и мостовых, но теперь несли гораздо меньше тепла, чем раньше, и узкие улицы Френцы охватил озноб, как будто их осенило дыхание Хладного моря.

И горожане шептали, что Марево приходит перед Сумерками, а Сумерки наступают перед Тьмой, которая и есть Плесень. Шептали и закрывали окна тяжёлыми ставнями. И грустили, жалея свой великолепный город, который плесневел от того, что не сказал «Нет!».

И Полундра грустила вместе с горожанами.

Она застегнулась на все пуговицы, подняла воротник куртки, спрятала руки в карманы и шла по холодным улицам, внимательно разглядывая прохожих. И не видела улыбок на лицах. Да и лиц почти не видела, потому что горожане кутались в шарфы и предпочитали смотреть в землю, стыдясь того, что произошло у Дворца Утончённости.

Или боясь того, что там произошло…

Улётную площадь уже привели в порядок: Трамваи приходили и уходили по расписанию, разбитые стёкла витрин заменили, арена, яркие палатки и сами циркачи исчезли, но… Но на площади было на удивление мало людей: сегодня сюда приходили только те, кто собирался уезжать, а остальные горожане держались от Улётной подальше, не прогуливались по ней, как бывало обычно, не веселились.

Френца потускнела.

– У тебя есть билет? – не особенно вежливо обратился к Рыче стражник.

– Какое вам дело? – в тон отозвалась Полундра.

– Не надо мне дерзить, девочка.

– А если настроение такое?

– Всё равно не надо.

И только сейчас рыжая узнала стражника – того самого офицера, который отпустил её в лесу. Узнала, подумала и вздохнула:

– Извините.

Она не хотела ссориться с этим человеком.

Стражник кивнул с таким видом, будто услышал то, что хотел, помолчал и, понизив голос, произнёс:

– Я знаю, что вы, Рычи, дерзкие, и особенно – на язык. Но сегодня, пожалуйста, не нарывайся. Сегодня все очень злы, девочка: стражники – на Непревзойдённую, горожане – на стражников, феи – на горожан, а циркачи Захариуса – на всех. Сегодня у Френцы плохое настроение, девочка, и мой тебе совет – веди себя поскромнее.

– Как вы узнали, что я – Рыча? – тихо спросила Полундра. – Люди отличают фей, но не мафтанов-оборотней.

– Папаша Чиско сказал, – честно ответил офицер. – Кстати, он передаёт тебе привет.

– Спасибо.

– Не за что.

– Передайте ему тоже.

– С удовольствием. – Стражник помолчал. – Помочь тебе покинуть город? Я могу вывезти тебя в военном фургоне.

– Я справлюсь.

– Только никому не дерзи по дороге.

– Постараюсь…

Но прежде Полундра захотела своими глазами увидеть площадь Изящных Эскизов.

Красивую, украшенную скульптурами и барельефами площадь, на которой сегодня не было ни одного человека. Люди приходили, но стояли вокруг, стояли на балконах и крышах домов, выглядывали в окна, но не ступали на усеянную волшебными кисточками площадь.

И Рыча не ступила. Замерла у самого края, на невидимой линии, которой заканчивалась улица Грёз, и долго смотрела на помрачневший Дворец и молчаливые скульптуры. Стояла, едва справляясь с подкатившим к горлу комком.

Полундра знала, что, если заплакать, станет легче, но прогоняла слёзы, не желая показывать слабость.

Никому.

– Никогда раньше феи не покидали Френцу, – тихо сказал подошедший к девочке Чиско.

Рыча вздрогнула, обернулась и с удивлением посмотрела на старика, не понимая, как ему удалось незаметно оказаться рядом. Неужели она так сильно задумалась? Получается, да – сильно.

А может, и не задумалась, а была оглушена ужасным видом…

– Никогда раньше наш город не оставался без волшебства Утончённых. Мы гордились ими, гордились тем, что они живут вместе с нами. Мы любовались их картинами и скульптурами, наслаждались красотой, которую они дарили. – Папаша Чиско помолчал. – А сейчас они ушли. И не только Утончённые, но все феи Френцы. – Ещё одна пауза. – И мафтаны ушли. Сегодня я не видел ни одного.

– Ты видишь меня, – через силу произнесла Полундра.

– Ты тоже уйдёшь, – печально проговорил старик. – Ты пришла прощаться.

Это было правдой – рыжая прощалась, но в остальном Папаша ошибся: Рыча прощалась не с городом и не с людьми. Стоя у Дворца Утончённости, Полундра расставалась с ушедшими феями и беззаботной жизнью, с миром, который нарушил Захариус, но и только. Всё остальное она собиралась сохранить.

– Я вернусь, – твёрдо ответила девочка. – И Утончённые вернутся. И все феи и мафтаны. Мы вернёмся.

Она произнесла это громко и гордо, а главное – уверенно. Рыча не надеялась – она обещала, и у неё были на то основания.