Читать книгу "Здесь вам не Сакраменто - Анна и Сергей Литвиновы"

– Как вы себе это мыслите?! – уже не скрывал своего неудовольствия генерал. – Представьте: вы бросили первый камень в горах – и понеслась лавина. Теперь она мчится сама по себе, и её просто так не остановить!

– Я не прошу возвращать мне деньги.

– Да при чём здесь деньги?! – воскликнул Евстафьев, словно деньги были незначащей малостью, хотя они всегда были при чём, и сейчас нелишними. – Я пошёл вам навстречу, уважаемый Вилен Витальевич, исключительно ради своего к вам глубокого уважения и признательности за дни совместной службы. Но и тех людей, которые, по моему приказанию, выполняли связанное с вами поручение, я глубоко уважаю и ценю как подлинных профессионалов и мастеров своего дела. Задействованы могучие силы на разных уровнях нашего госкомитета, дорогой Вилен Витальевич. Люди провели оперативный эксперимент, добились раскрытия, получили нужные показания, затем закрепили их. Они, как и следовало, получили за свою работу не только вещественные знаки материального поощрения, но и моральные стимулы от своего непосредственного начальства. Дело Спесивцевой включено во все отчёты, о нём упоминалось на коллегии. И вдруг вы мне тут говорите, что всё надобно отменить!

– И тем не менее, – упорствовал Вилен, – я прошу тебя, Валерочка, по возможности это дело свернуть.

– Своими руками я разваливать дело не буду, – не менее категорично проговорил генерал. – Насколько я знаю, в ближайшее время оно будет передано в суд. Но поймите меня правильно, Вилен Витальевич, с моей стороны будет иметь место подрыв авторитета руководства и нашей службы в целом, если я начну давать своим людям взаимоисключающие команды. Сегодня просить их сделать одно, а завтра совсем иное, противоположное по знаку и противоречащее первому. Попросить их притормозить и прикладывать меньше рвения я могу. Но остановить их на бегу – нет, увольте.

«С самого начала надо было думать как следует, старый козёл!» – зло подумал про Вилена генерал-майор.

Виктория Спесивцева

Никакая кассационная жалоба об изменении меры пресечения успеха не возымела. Из «шестёрки» меня не выпустили. А пять месяцев в следственном изоляторе повлияют на кого угодно.

То, что от меня отказался Ярик, меня в итоге, на общем фоне, задело мало. Когда мне принесли насквозь фальшивое и лживое его письмо, я, разумеется, расстроилась. Но больше за него, чем за себя. Гнилая оказалась душонка у мальчонки. Быстро и мерзко он слинял. Оставалось только порадоваться, что с таким дерьмецом мне не придётся идти по жизни рядом.

Но когда ты торчишь, запертая в клетке, в компании нескольких десятков таких же несчастных, важными становятся совсем иные вещи. Становятся выше, чем Ярик. Существенней, чем Ярик. Например, более-менее нормальный, толсто-набитый матрац, чтобы шконка не отпечатывала синяки на теле. Тёплая вода в душевой, чтоб нормально помыться. Чтобы вывели на положенную часовую прогулку – пусть под небом в клеточку, в удушающем воздухе столичных Печатников. Чтобы в даче с воли оказались бульонные кубики, чтобы можно заварить лапшу и поесть подобие нормального супа.

Мой новоявленный отец отбыл к себе назад, в Калифорнию.

В то, что именно он, а не Шербинский, является моим настоящим папашей, я поверила легко и охотно. Потому что мамаша, хоть далеко не обо всём мне рассказывала, но я ничуть не сомневалась, что в молодости, в столице, в журналистской тусовке, она себе в поклонении разнообразных мужчин не отказывала. И я очень хорошо себе представляла, что она встречается в одно и то же время и с Виктором Ефимовичем (записанным моим папашей), и с Юрием Владиславовичем. Но шансов стать моим отцом при таком раскладе у Иноземцева было гораздо больше. Хотя бы потому, что у него, на тот момент молодого, двадцатилетнего, живчики, по определению, бегали гораздо более шустро, чем у Шербинского. Ясно, как божий день, было и то, почему мать записала в отцы того, кого записала: всё-таки Виктор Ефимович был собственным корреспондентом газеты во Франции, грандиозная сила по советским временам, а что тогда представлял собой Иноземцев? Да и потом, до самой своей смерти, Шербинский обеспечивал меня (и матушку) так, что дай бог каждой. Одна квартира подле метро «Рижская», которую я унаследовала, чего стоила! Понятно и почему в дальнейшем мама – мир её праху, она позаботилась обо мне и за крышкой гроба – перекинула меня под ответственность Юрия Владиславовича: живой отец, пусть и не такой богатый, как первый, все-таки лучше мёртвого.

Свою историю с двумя отцами я рассказала в камере в семье. В женском СИЗО и на зоне многие живут семьями – и в этом нет ничего лесбийского, как бы ни мечталось об этом тайным и явным эротоманам-мужикам. Просто сбиваются в кучку четыре-пять женщин, близких по духу, судьбе или статье, рассказывают друг другу обо всём, делятся друг с другом, и не только новостями, горестями, прошлыми радостями, но и дачами, и советами.

История с моей маменькой и двумя отцами, родом из восьмидесятых, прокатила в моей семье на ура. Девчонки, которым на четверых судьба выделила всего двоих папаш, вздыхали: «Счастливая ты, Вичка!» Имела среди них успех и подлинная история с убийством моей бабушки Жанны и с тем, как спустя полвека мне, пусть нечаянно, но удалось за неё отомстить.

Возможно, когда-нибудь я расскажу о своей тюремной семье, но пока это не мои тайны, не мои истории. И когда пришла моя пора выходить на суд, семья сделала всё, чтобы я на людях выглядела как можно лучше. Все собирали и отдавали мне наиболее подходящее из одежды, обувки. Помогали делать маникюрчик, накручивать бигуди.

Мой адвокат тоже меня готовил, инструктировал. Впрочем, его мантра оказалась короткой: ни в чём не признаваться, и всё будет хорошо.

И вот однажды утром меня погрузили в «воронок» и отправили на суд. Заехала я в тюрьму, когда ещё не наступила зима, а теперь за решётчатыми окнами арестантской кареты назревала весна, виднелось высокое небо, и девушки-вольняшки на улицах, хоть и мёрзли, но многие обряжались в короткие юбочки и бежали по лужам на высоких каблуках.

А мне по вольному воздуху дали пройти три с половиной шага: от «воронка» до крыльца суда, руки за спину.

Из хроники процесса

Адвокат защиты Мирский выносит ходатайство о вызове в суд свидетеля Касымова – ходатайство отклонено.

Судом принято решение о том, что показания свидетеля Касымова, данные на этапе предварительного следствия, будут зачитаны в ходе судебного заседания.

На этапе предварительного следствия Касымов показал, что встретился с подсудимой, Спесивцевой В. В., в городе М., где в то время постоянно проживал. Впервые они познакомились в ночном клубе «Старый ворчун» 07 ноября прошлого года, и между ними завязались дружеские отношения. Второй раз они со Спесивцевой увиделись 10 ноября того же года в м-ском кафе «Тюлень». В ходе беседы Спесивцева пожаловалась на затруднительное материальное положение перед предстоящим бракосочетанием, на что Касымов предложил Спесивцевой простой и лёгкий (по его словам) способ заработка, а именно: ей надлежало перевезти из Москвы в М. наркотическое вещество героин в количестве, заведомо составляющем особо крупный размер наркотика. За это Касымов пообещал Спесивцевой выплатить, по выполнении задания, сумму, эквивалентную пяти тысячам американских долларов. Спесивцева согласилась с предложением Касымова. Тогда последний передал ей телефон своего знакомого в Москве, Струева, который должен был вручить ей наркотик.