Читать книгу "Сердце зверя - Татьяна Корсакова"

Он лежал в кровати, беспомощный, как младенец, мокрый от пота. Но боли, мучившей его все это время, не было.

– Очнулся? – Дмитрий сначала услышал голос, а уже потом увидел Никитичну. – А я уже и не чаяла. Уж больно долго ты, милок, пропадал.

– Где пропадал? – спросил он растерянно.

– А кто ж тебя знает, где! – Никитична поправила подушку, провела ладонью по его влажным волосам. – Три дня ни живой ни мертвый. Я, сказать по правде, когда этот черт лесной тебя приволок, подумала, что ты уже и не жилец.

– Черт лесной?..

– Кайсы. Говорят, это он тебя от волка спас. Радуйся, считай, в рубашке родился. Только тогда-то я так не думала, как увидела рану твою, так за сердце схватилась. А он сказал, если три ночи выдюжишь, значит, будешь жить. И доктору, которого Злотников прислал, не позволил тебя в больницу забрать. Они даже поругались. Доктор настаивал, говорил, что рана твоя такая, что непременно загноится, но Кайсы на своем стоял, доктора едва ли не силком за порог вытолкал.

– Какие удивительные события я, однако, пропустил. – Дмитрий попытался улыбнуться, но не получилось, слабость давала о себе знать, растекалась холодом по жилам.

– Не горюй, что не помнишь, – усмехнулась Никитична. – Уж поверь, хорошего в том было мало. Ты три ночи криком кричал. Корежило тебя так, что смотреть было страшно. Кайсы велел привязать. Да как же можно живого человека привязывать! Не по-божески это. Хорошо, что Соня приходила, помогала…

– Софья Петровна приходила?.. – От того, что Софья видела его вот такого, ничтожного и беспомощного, сделалось нестерпимо стыдно.

– Приходила. И ночами с тобой сидела. У меня-то уже силы не те, чтобы и день на ногах, и ночь, а она молодец! Хорошая девка, даром что городская. И сильная! Когда тебя выкручивало, она одна тебя удержать могла. Один раз только ты с кровати свалился, недосмотрели мы с ней. И когда ты кричал, она что-то такое шептала, и ты успокаивался. Говорю же, хорошая девка, – сказала Никитична и улыбнулась хитро.

– Хорошая… – к стыду прибавилась паника. Как же он после такого-то безобразия посмотрит Софье в глаза? Кричал, с кровати падал…

– И приятель твой приходил. На следующий день, как Кайсы тебя из лесу привез. Я помню, Евдокия с Августом его привечали. В прошлом годе с ним тоже какая-то беда приключилась, про него тогда тоже думали, что не жилец. А Евдокия выходила, уж таким она была человеком.

Значит, и Софья, и Виктор – все знают о его позоре. Хорошо же началась его новая жизнь! Хоть ты возьми и в самом деле помри от стыда.

Вот только помирать не хотелось, а хотелось есть. Да так сильно, что аж в животе заурчало.

– Голодный? – обрадовалась Никитична. – Раз голодный, значит, на поправку идешь. Ты лежи, а я сейчас. У меня там в печи… – Она не договорила, вышла из комнаты.

А Дмитрий вместо того, чтобы лежать, сдернул с себя одеяло. Сорочки на нем не было, но кальсоны, слава богу, оказались на месте. Из-за повязки на груди разглядеть рану не получилось, но он помнил, какой она была, и ничего хорошего не ждал. Наверняка останется страшный шрам, напоминание о его уральских приключениях.

На ноги он вставал осторожно, обеими руками держась за кровать, закрывая глаза, когда голова начинала кружиться уж очень сильно. Но дойти до стола ему не позволили.

– Значит, очухался… – на пороге стоял Кайсы. Шапку свою он не снял даже в доме. – Это хорошо, а то б Виктор мне не простил, что я за тобой не углядел.

– Не надо за мной присматривать. Я не маленький. – Все-таки сил у него еще было очень мало, и Дмитрий проявил благоразумие, лег обратно в кровать.

– Вижу, что не маленький. – Кайсы вошел в комнату, придвинул к кровати табурет, посмотрел как-то по-особенному пристально, а потом спросил: – Что чувствуешь?

– Слабость. – А что он еще мог сказать? – И голод.

– Это хорошо. Для того, кто совсем недавно был при смерти, выглядишь ты молодцом, – сказал Кайсы, а Дмитрий так и не понял, правду он говорит или издевается. Молодцом он себя точно не чувствовал. – Давай-ка на рану твою глянем. – И, не дожидаясь разрешения, Кайсы принялся разматывать повязку.

…А рана оказалась совсем не такой страшной, как Дмитрию думалось и помнилось. Три глубоких, багрово-синюшных рубца – следы от волчьих когтей. Когтей…

Дмитрий растерянно посмотрел на Кайсы, а потом все-таки задал мучивший его вопрос:

– Это ведь следы от когтей?

Кайсы кивнул.

– А разве волки рвут свою жертву когтями?

– Волки рвут свою жертву клыками, а то, что на тебя напало, было лишь похоже на волка, да и то только издали.

– И что это был за зверь?

– Не знаю. – Кайсы ответил не сразу, и в голосе его звучало что-то такое, что заставило Дмитрия сомневаться в правдивости его слов.

– Вы же охотник, лучший во всем городе! Вы обязаны разбираться в зверье! – Дмитрий откинулся на подушку. Вроде и голос повысил лишь самую малость, а силы враз закончились. – И рана… – Он снова посмотрел на свою грудь. – Я помню, какая это была рана, Кайсы! Я думал, эта тварь мне сердце вырвет. А тут всего лишь царапины…

– Ну, не царапины, не хорохорься. А вот заживает на тебе как на собаке, это точно. Только и в этом твоей заслуги нет.

– Вы мне лили что-то в рану. Мне показалось, что раскаленный металл.

– Металл то и был. Серебро.

– Серебро в рану?..

– Особенное серебро. Друга твоего, Виктора, это серебро от верной смерти спасло. А теперь и тебя вот… Повезло…

С тарелкой в руках вошла Никитична, бросила на Кайсы полный подозрений взгляд, но промолчала.

– Я покормлю, мать. – Кайсы забрал у старушки тарелку.

– Не надо меня кормить! – вскинулся Дмитрий.

– Знаем, ты не маленький. – Кайсы зачерпнул ложкой что-то горячее, наваристое, велел: – Ешь.

Он ел жадно, так, словно голодал несколько дней. Впрочем, так ведь оно и было.

– Хорошо. – Кайсы поглядывал на него из-под своей лохматой шапки. – Аппетит есть, значит, силы вернутся.

Они и в правду возвращались. С каждой ложкой похлебки.

– А что в городе? – спросил Дмитрий с набитым ртом. – Тихо?

– Каждое утро кого-нибудь да находят. Сегодня ночью тварь пастуха выпотрошила, как куренка. И стадо все положила, просто так, ради забавы.

Сказанное было странным: какие забавы у безмозглого зверя? Вот только был ли зверь безмозглым? Дмитрий помнил устремленный на него взгляд, и взгляд этот казался осмысленным, почти человеческим. Хоть и быть такого никак не могло. Верно, почудилось со страху. Он ведь испугался тогда не на шутку, ужас испытал такой, что до сих пор волосы от воспоминаний встают дыбом.

– А если облава? – спросил он, хлебным мякишем вытирая дно опустевшей миски. – Если его выследить и убить?