Читать книгу "Любовь и войны полов - Владимир Иванов"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас, когда появилось множество книг и даже руководств по лжи, в них нет главного. Что ложь мгновенно искажает психику человека, деформируя его «внутреннее пространство». Ведь любую, изречённую ложь, мозг воспринимает, как реальность. Но, поскольку она не стыкуется с реальным пространством психики, он и создаёт для неё совсем другое, но уже её собственное пространство. И так – для каждой его лжи. И психическое пространство лжеца начинает неумолимо дробиться, обессиливая его с каждой новой его ложью, и энергетически, и интеллектуально. Наконец, наступает момент, когда человек уже просто не может вернуться в своё настоящее «я», как в своё собственное психическое пространство, заплутав в лабиринтах своих лже-пространств. Пространств собственной лжи. Каждая ложь невидимо уничтожает. Не лгите! Во всяком случае, хотя бы, старайтесь. Лучше уж, сказать пусть и грубо, но прямо, что у вас нет желания отвечать на вопрос. Потому, что каждая ложь незримо уносит и часть психической силы. Не лгите, тогда и вам откроется и станет доступной скрытая сторона природы вещей. Так, как она уже доступна японцам!..
Правда, по этой части у меня тоже имелся кое-какой опыт. К тому времени я уже точно знал, что каждый художник оставляет на холсте и часть себя. Поэтому все картины всегда несут на себе не только следы его психики, но даже и его энергии. Наверное, поэтому именно среди художников, и так много циников и пьяниц: живопись, как и любое творчество, всегда сильно опустошает человека. Причём, творчество делает человека хуже, так как забирает у него всё лучшее! Не так, как поэзия, но всё-таки, достаточно сильно. Вот почему, все творческие люди, всегда так часто и настоятельно прикладываются к бутылке – им жизненно необходимо выкорчевать из себя это своё остаточное негативное состояние – выбежать, выйти, выползти из него. Уйти! Отсюда и обязательные застолья актёров после их спектаклей. Как и всё остальное…
Вот только восприятие любой картины, почему-то, тесно связано, именно с моралью. С моралью художника. Был такой случай. Некоторые художники знали, что я собираю картины и частенько бываю на всех их выставках, а у многих, ещё и в мастерских. Мне они делали скидки, так как я всегда отдавал им их картины на разные вернисажи и выставки – ведь чем лучше художник, тем меньше у него картин в мастерской. Продолжалось это до тех пор, пока мою картину не попробовали купить с очередной выставки уже вторично скауты из «Русского музея». Хорошо, что я вовремя уговорил их и художника написать её копию, а если бы нет?! Любому художнику лестно указать свою работу именно в «Русском»!..
Так или иначе, но некоторые прибегали ко мне и прямо домой, особенно, когда у них «горели шланги». Однажды, ко мне пришёл со своей работой, очень возбуждённый, почти незнакомый мне человек, которому крайне нужны были деньги. Я никогда бы не купил у него такую работу, но тут взял из жалости – авось, кому подарю…
В компе у меня были психотесты, которые я делал для спортсменов и я, тут же, его и протестировал. Они показывали, что он находился на грани преступления! И буквально, уже и на следующий день, он кого-то и ограбил, едва не прибив! Может, с отчаянья, он зашиб бы и меня, не купи я тогда у него картину?! Так или иначе, но все годы, что он провёл в тюрьме, я так и не смог спокойно смотреть на эту его картину, простоявшую, как наказанную, лицом к стене. И почувствовал, что он вышел, лишь когда смог. Любопытно, что со временем, она стала одной из моих самых любимых, постепенно перемещаясь из кабинета в спальню… И, вот что теперь я об этом думаю… А, уж не постригся ли он, тогда, уже и в монахи?!!
Но в Японии всё обстояло намного серьёзнее – я буквально ощущал, как японцы, проникают не только в суть вещей, а и в суть людей – уже даже и в сами их ощущения и мысли. Сначала я даже не совсем понял, что это такое – никогда прежде с этим не сталкивался, даже на сеансах Мессинга, на которых бывал дважды – первый раз ребёнком, второй – студентом – и видел, как разительно изменились за 10 лет, его непонятные силы. И тут тоже, я сначала, было, как бы, уже и напрягся, а потом меня это, почему-то, сильно удивило – вот это да! Да, как же они это делают?! Со своей стороны, и японцы тоже, вдруг, стали разнообразно выделять меня из нашей толпы, оказывая иногда знаки внимания, которые заставляли меня смущаться, а других недоумевать – что бы это они означали?!. Думаю, они пытались дать мне понять, что по своей психике я намного ближе к ним – почти, что «собрат по их разуму»!..
А тут происшествие уже и на самом судне, когда к нам пожаловала делегация местной школы из преподавателей и учеников старших классов. Возглавлял её старичок-директор лет 60-ти. Все они расселись за длинным обеденным столом в «офицерской» кают-кампании, почти по судовой иерархии: во главе стола сели директор школы с капитаном, далее наш I-ый – с его замом, потом наш 2-ой с кем-то из них и так далее. А я примостился не в своём кресле, а в самом конце стола, напротив молодых преподавателей, с которыми сразу начал какой-то трёп, на английском. Через какое-то время, узнав у капитана, кто это я там такой, директор, вдруг, встал и пошёл ко мне. А подойдя, встал прямо напротив меня на расстоянии, чуть больше метра, и застыл в стройке «смирно». Потом, при всеобщей тишине, склонился передо мною в низком поклоне. После чего выпрямился и тем же чётким шагом вернулся на своё место. Чудом я не провалился со стыда сквозь все палубы этого достойного судна! Теперь я просто уже и не знал, как следует мне теперь себя вести – мне было невероятно стыдно, что старик в годах, прилюдно отвешивает глубокий поклон неизвестно чему, тупо развалившемуся в кресле. Если бы меня ещё предупредили, или, хотя бы уж, я сам бы во время понял, что к чему, то безусловно, тоже ответил бы ему поклоном ещё более глубоким и долгим. Но я, как последний баран, продолжал тупо сидеть, абсолютно не понимая, что, собственно, тут происходит. Ну, не замкнуло!! Мне было лишь, очень-очень, стыдно…
Не понимаю я этого и сейчас, что это было, хотя много над этим размышлял. Чему кланялся этот просвещённый японский старик во мне – обыкновенном судовом враче? Что он увидел во мне такого, о чём не знаю я сам?! Нет слов – лестно получать такие знаки внимания, особенно в стране, где даже и последний наш император получил саблей по голове неизвестно за что, но всё же…Что это было? И кому?!.
Нечто похожее в моей жизни, кстати, уже было. Как-то, мне передали привет от одного, в сущности, почти не знакомого мне человека, которого я и видел-то, всего раз в жизни. И сказали: «Сейчас ты этот его привет почувствуешь». И действительно, я вдруг, физически ощутил, волну какого-то необычайного тепла. Довольно приятного. И каждый раз, когда я потом вспоминал этот необычный привет, я вновь ощущал ту же волну, с каждым разом, слабевшую. Но тут, сколько бы я ни вспоминал этот эпизод или над ним ни раздумывал, я не ощущал ничего, кроме глубокого мучительного стыда, что вот, старик-то мне откланялся, а я лишь тупо сидел перед ним. Как бревно! А может он специально так отомстил мне за моё неуважение к старшим, что я там болтал, не обращая на них внимания??! Чтобы я потом бы и мучился из-за этого, всю свою жизнь??! Но иногда я думаю, что, может, и я был в одной из своих прежних жизней, японцем и, что, наверное, именно поэтому так хорошо и понимаю там всё вокруг – природу, людей, обычаи – мне это всё близко. И всегда, когда бывал в Японии, испытывал тихую радость и покой и мне всегда были приятны там все люди и ладе и все вещи вокруг. Всё, кроме детей…
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Любовь и войны полов - Владимир Иванов», после закрытия браузера.