Читать книгу "Вознесенский. Я тебя никогда не забуду - Феликс Медведев"

– Папа вам часто звонил в Америку?

– Да. И два раза приезжал ко мне в Америку.

По телефону мы общались регулярно, один-два раза в месяц. Потом, когда он заболел и голоса почти не было, я звонила сама.

Хотите посмеяться? Он знал на память только один номер телефона – моей бабушки, ее квартиры на Мосфильмовской, где мама выросла. Сколько бы раз я ни вводила в его мобильный или записывала мой телефон, он все равно сначала звонил бабушке и спрашивал мой номер. Потом я записала в блокнот его водителя все мои телефоны.

– Ну, как всякий поэт, он был рассеянным…

– Все что-то терял. В карманах лежали какие-то свернутые бумажки… Ни седьмого, ни восьмого апреля прошлого года в день моего рождения он мне не позвонил. Впервые за все время. И я поняла – что-то не так. Написала Леониду Борисовичу, сыну Зои Борисовны. Через какое-то время получила подробный «имейл». После этого мы с мамой решили лететь. Из письма поняли, что все очень плохо. У папы уже не работали руки. Он не мог взять телефонную трубку.

– И успели проститься с папой…

– Да, конечно, это облегчает боль. Я знала: папа на пороге смерти, но мне все равно казалось, что это произойдет еще не скоро. Когда после мы с мамой перечитывали его стихи, мне посвященные, он там сказал, что останутся только его глаза, мы плакали…

Русский росток, проросший сквозь эстаблиш,

Уже ты мать напоминаешь станом,

Одни глаза мои себе оставишь.

Увижу ими даль твоих ристалищ.

Взгляд подарю такой – куда Кастакису!

Ты вырастаешь, дочка, вырастаешь…

Так и получилось: у меня и у моего сына Франческо папины глаза…

– Остался ли у вас голос папы – на пластинке или на кассете?

– К сожалению, нет. У мамы есть только одна аудиокассета, где папа читает стихи на каком-то из вечеров. Хотелось бы, чтобы ребенок слышал его голос. Остались видео, там есть его голос. Например, видео моих дней рождения, ведь папа приходил на все дни рождения. Я запомнила большой праздник, который родители мне сделали на мое шестилетие. С клоунами, с замечательными подарками…

– В моем архиве сохранились несколько грампластинок, на которых отец читает свои стихи. Могу подарить вам эти раритеты.

– Спасибо, буду очень рада. Вот только возникает проблема с прослушиванием, но мы что-нибудь придумаем.

– Вы помните, где жили в Москве?

– Квартиру, куда меня принесли из роддома, я, конечно, не помню. Помню, где мы жили практически всю мою жизнь до отъезда в Америку, – Мичуринский проспект, дом 8, в Раменках. Помню, хотя мне было полтора года, как мы впервые туда пришли. Бабушка Мила держала меня за руку, в квартире шел ремонт, отскабливали обои (мама их ненавидела), красили стены. Конечно, самое родное жилище на Мосфильмовской, где жили бабушка с дедушкой. Теперь там одна бабушка. Папа туда регулярно приезжал. Помню, в последние годы перед нашим отъездом он уже еле-еле поднимался по лестнице.

– Вы присутствовали на юбилейном вечере Вознесенского в зале Чайковского в 2003 году? Он тогда сказал, что впервые публично отмечает свой день рождения.

– Да, конечно, я там была. Голос отца уже садился, а временами даже пропадал.

– Когда вы узнали, что отец тяжело болен?…

– Он поехал куда-то отдыхать, папа всегда хорошо плавал, любил далеко заплывать. А тут зашел в воду и… замер. Болезнь забирала его возможности потихоньку, рефлексы слабели, потом пропадали. А впервые он понял – что-то с ним не то, когда зашел в воду, а плыть не мог. И мы сразу поняли… Он вообще никогда не жаловался. Спросишь: «Папочка, ты как?» Он: «Хорошо». Только в последнее время, когда я его спрашивала: «Тебе больно? Рука болит?» Он отвечал: «Да, болит». У него рука была в лангетке.

– Неужели ничего нельзя было сделать, чтобы одолеть его болезнь?

– Считается, что Паркинсон не побороть, это неизлечимый недуг. Когда папе предложили поехать в Швейцарию, где высококлассные врачи могли бы сделать операцию на мозге, он отрезал: «Не хочу, чтобы они копались в моих мозгах. Вдруг проснусь и не смогу писать…» Я уверена, все, что можно было сделать врачами в его случае, было сделано…

– Я слышал, что примерно так же, как Андрей, заявил Иосиф Бродский, когда ему предложили пересадку сердца, как единственную возможность продлить жизнь. Он будто бы ответил, что поэт не может жить с чужим сердцем в груди…

Теперь самая тяжелая страница нашей беседы. Вы, конечно, были на похоронах?…

– Да. Знаете, гражданская панихида ввела меня в ступор. Меня толкали: «Пойди, сядь на сцену». Но я хотела быть рядом с мамой. И мы с ней сидели в зале. С отцом я попрощалась раньше других. Подошла к нему, когда еще никого не было.

В Доме литераторов было очень тяжело. Твой отец умер, гроб стоит на сцене, полный зал людей, и тебе говорят: «И ты иди на сцену». Но я не могла. Не видела смысла в вольном или невольном позировании перед фотокамерами… Ведь прощание, по-моему, это прежде всего скорбь. Скажу, что первое потрясение – прощание с близким произошло, когда умер мой дедушка Сергей Аркадьевич Вронский. Гроб с его телом стоял в храме. Мой дядя всю ночь читал псалмы… В памяти осталось именно такое христианское прощание.

– Я понимаю, что вам было очень тяжело все это видеть, но существует же определенный сценарий гражданской панихиды, ритуал. Наверное, от него трудно уйти, когда умирает всенародно известный человек.

– Конечно, люди хотели проститься с любимым поэтом, очень много людей пришло… Но мне было не по себе. Все время щелкали фотокамеры, блики в глазах…

Хочу сказать, у нас очень верующая семья. Поэтому только в храме Святой Татьяны при МГУ без столпотворения мы с мамой по-настоящему простились с телом, помолились за папу.

– Я помню, в какой-то момент хлынул сильный дождь, который тоже, может быть, принес облегчение и был символичен…

– Да, мы вышли из храма, и полил ливень, дикий ливень. А когда приехали на кладбище, вышли из машины, дождь вдруг резко прекратился и засияло солнце.

– Позже я увидел снимок, на котором вы стоите рядом с Зоей и ее сыном у свежей могилы… Вас позвали для съемки?

– Нет, никто меня не подзывал. Я просто стояла рядом с могилой. Это же похороны…

– Мы познакомились неожиданно, в тяжелую для вас минуту. Я заметил вас за поминальным столом, вы сидели рядом с Евгением Евтушенко. Извините меня, сначала подумал: «Евгений Александрович, как всегда, с красивой девушкой». Но потом вдруг что-то меня толкнуло… И мне сказали, кто вы…

Кстати, вы знаете о непростых отношениях двух самых знаменитых поэтов страны?

– Да, конечно, знаю.

Но в моей памяти осталось – я маленькая, мы с папой пришли в гости на дачу к дяде Жене.