Читать книгу "Любовь неукротимая - Хизер Сноу"

– Нет, Лили, – проворчала Пенелопа, когда кузина приложила полосатый муслин к узорчатому шелку – это сочетание показалось ей ужасным. – Ты не можешь совмещать такие ткани в одном наряде.

– Ты не можешь, – сухо ответила Лилиан. – Зато в области химии я та еще модница. О, подожди… – Она забавно сморщилась, и Пенелопа рассмеялась. Лилиан положила ткань и окинула печальным взором груду материи. – Шарлотта будет в восторге, без сомнения, – качнула она головой. – Даже сейчас, в два года, чувство стиля у нее лучше, чем у меня. Ты бы видела, как она надувает губы, когда я надеваю на нее вещи, которые мне кажутся хорошими. – Лилиан вздохнула. – Как я рада, что сейчас со мной ты.

– Я тоже, – тепло ответила Пенелопа, хотя в ее сердце затлел огонек грусти. Племянница Шарлотта родилась через две недели после смерти Майкла. Пен не смогла помочь кузине при родах и до сих пор сожалела, что пропустила столь важное событие. И Лилиан тоже чувствовала вину: не смогла поддержать любимую сестру в трудную минуту.

Пен с тех пор покинула свет. Прошло много времени, прежде чем затворница вновь смогла выйти в общество, но к тому моменту она уже утратила вкус к моде, балам и приемам – теперь ее не интересовали милые женские секреты, да и сами подруги остались в прошлом. Ее жизнь словно провалилась в черную пропасть, и только сейчас Пен начинает потихоньку выкарабкиваться из нее.

– И совсем не потому, что ты избавила бедняжку Шарлотту от безвкусных нарядов, – продолжила Лилиан. – Я говорила тебе, что ты оказалась права относительно той няньки, мисс Иден?

Пенелопа отвлеклась от своего занятия.

– Нет. А что ты узнала?

– Как ты и советовала, я обратилась к Джеффри с просьбой навести справку о жизни мисс Иден. Оказалось, что ее рекомендации – фальшивка. И – даже имя ненастоящее. Ее зовут Хейли. С предыдущей работы ее выгнали за пьянство.

– О боже, – изумилась Пен.

– Хорошо еще, что ребенок не пострадал. Я так благодарна твоей интуиции…

– Да-да, – пробормотала Пенелопа.

Вероятно, последние годы она была слишком строга к себе. Возможно, ей следовало быть к себе более снисходительной.

Сестры углубились в собственные размышления, и на какое-то время в комнате воцарилась тишина.

– Мне так приятно видеть, что ты наконец избавляешься от черного, – нарушила молчание Лилиан, составляя из лоскутов очередное кошмарное сочетание. – Горько было видеть тебя в трауре.

Пенелопа в удивлении взглянула на кузину, но та устремила взор на материю для будущих распашонок. Кажется, все заметили, как изменилась Пен, кроме нее самой. Но теперь все пойдет иначе. С этой минуты Пен не прикоснется к черному.

Глаза Габриэля загорелись счастьем, когда как-то поутру Пенелопа вошла в столовую в муслиновом платье ярко-голубого цвета. Его широкая искренняя улыбка преисполнила ее сердце счастьем. Ей уже не хотелось надевать старые платья.

Заметил перемены и Габриэль. Траур диссонировал со всем обликом этой молодой привлекательной женщины. Вероятно, накануне Пен сменила весь свой гардероб, закупив множество платьев светлых веселых расцветок, и как же он был рад этому!

– Ты прошла через огонь, Пен, – говорил он, снимая с нее платье приятного розового цвета. – И этот огонь теперь горит в тебе – пламя страсти, энергии жизни. Вот во что ты превратила то, что могло тебя уничтожить.

А после Габриэль зажег в любимой совсем иной огонь, который воспламенил ее чувства, воспалил каждый ее нерв и едва ли не сжег дотла, оставив утомленной, сонной и безмерно удовлетворенной.

– Ты отбросила траур, потому что чувствуешь, что готова выйти замуж во второй раз? – поинтересовалась Лилиан, пристально смотря на Пенелопу, отчего щеки той обдало жаром. Кузина что, читает ее мысли?

Надеялась ли Пен выйти за Габриэля? От переизбытка эмоций перехватило дыхание, перемешались все чувства: волнение, надежда, желание, а также страх – она очень боялась вновь ошибиться. «Тебе будет больно», – предупреждало ее сердце.

Однако последние три недели были лучшими в ее жизни. Они с Габриэлем вместе проводили дни: гуляли, когда позволяла погода, или просто сидели в галерее, если за окном шел дождь. Они болтали без умолку, выискивали новые ассоциации, чтобы Габриэль смог окончательно избавиться от посттравматического синдрома. Что-то они обнаруживали случайно, например, прогуливаясь возле конюшен. Стук копыт и протестующее ржание лошади, запертой в стойле, напомнили Бромвичу его боевого жеребца, которого проткнул копьем французский кавалерист. Но остальные ассоциации Габриэль и Пенелопа распознавали лишь после долгих разговоров, воспоминаний, размышлений. Многое давалось ему непросто, да и ей тоже. Когда он рассказывал об ужасах и кошмарах, через которые ему пришлось пройти, Пен порой не удавалось сдержать слезы.

Конечно, Пенелопа слышала множество страшных историй о войне из уст самых разных солдат. Но никогда прежде она так не проникалась сочувствием – ведь раньше ей не доводилось слышать подобное от того, кого она любит.

О боже! От того, кого она любит!

– Разве это плохо, Пен? – тепло спросила Лилиан.

Пенелопа устремила взор на кузину, смотрящую на нее с пониманием. Господи, да ее чувства, должно быть, просто написаны на лице – поэтому Лилиан легко все распознала. Хотя и раньше Лилиан всегда угадывала подобное без особого труда.

– Я не знаю, – прошептала Пенелопа.

Она правда не знала. Пен представляла себе Габриэля – как же он изменился за последние три недели: окреп, обрел силу, уверенность в будущем. Они с Джеффри крепко подружились. Габриэль часто отправлялся с ним осматривать владения и помогал во многих делах. Хотя гость так и не решился спуститься в шахту, он все же старался помочь в постройке школы для шахтерской деревни.

Совместные ленчи и обеды проходили живо и весело, за интересными беседами; часто поднималась тема помощи вдовам и сиротам, потерявшим кормильцев на войне, и Габриэль рассказывал о своих планах относительно улучшения положения этих людей. Часто обсуждались. Как-то поднялся вопрос о том, чтобы в Бирмингеме, на территории, принадлежащей Габриэлю, построить фабрику и деревню вроде той, что в Сомертон-Парке. Загоревшись этой идеей, Джеффри и Габриэль схватились за перо и бумагу, чтобы все толком обдумать и просчитать.

Вечерами все четверо играли в карты. Пенелопа обнаружила, что Габриэль не так уж скверно играет в вист. А когда она спросила, почему он всегда проигрывал раньше, в Лондоне, он честно признался, что ее присутствие слишком смущало его.

– Значит, больше я тебя не волную? – резко спросила она.

– Теперь все иначе, – ответил он. – Теперь ты моя.

И она с радостью отдалась ему снова – и снова, и так продолжалось всю ночь напролет.

Теперь ее жизнь стала по-настоящему счастливой – наполненной спокойствием, домашним уютом и одновременно страстью и чувственностью. Пен получила все, о чем мечтала.