Читать книгу "Возрождение - Олег Верещагин"

Словно бы предупреждая едущих о том, что путь дальше закрыт, жуткий буран за прошлые сутки превратил железную дорогу на несколько километров вперед в сугроб, смешанный со стволами поваленных деревьев. Сейчас через него медленно, но уверенно прорубалась дрезина-кран с местным экипажем.

А дальше начинались Ничьи Земли. Их так и называли. Известно было, например, что Чита уничтожена начисто и там до сих пор смертельная радиация. Позади же осталось меньше четверти пути. Причем это была наиболее безопасная и легкая четверть.

Тем не менее станция была живой. В ледяном воздухе (термометр на здании показывал «-41»), освещенный ярким прожектором, трепетал черно-желто-белый флаг. Остаток вывески над входом гласил что-то про «…ерное», но ниже было написано – не наспех, а очень четкими, ясными буквами, обстоятельно так: «КОЛХОЗ ИМЕНИ ГЕНЕРАЛА ЛИ».

Романов видел это из окна своего купе – вагон остановился прямо напротив входа в станцию. Последние четыре часа, с самого подъема, он работал со взятыми в дорогу и бесконечными (временами казалось, что они вообще размножаются по ночам!) бумагами, пытался «вылизать» речь для будущего выступления перед «европейскими» витязями и слегка отупел. Поэтому он несколько минут бездумно разглядывал эту вывеску, пока наконец не понял, что именно читает.

– Да ну к черту, – вырвалось у него. Устроившаяся напротив со списками продуктов Есения подняла голову:

– А?

– Кто такой генерал Ли? – Романов придвинулся к окну. – В честь нашего Хегая, пусть ему будет хорошая Дорога, назвали, что ли? Так он не генерал…

– Ты о чем вообще? – Есения отложила бумаги, потянулась, тоже посмотрела в окно. – Колхоз имени генерала Ли… И что?

– Да ничего… – Романов встал, начал одеваться. – Я прогуляюсь немного. Пойдешь?

– Нет! – Есения передернула плечами и даже подалась в угол поглубже, словно Романов ее оттуда выволакивал силой. – И ты не ходи. Спроси у местных, что за название, если уж так приперло…

– Разомнусь, – покачал головой Романов. – Я уже не соображаю ничего. А ты дальше сиди и грей попу, лентяйка.

С этими историческими словами Романов покинул купе…

В коридоре Жарко разговаривал с Ирхиным – витязем, отвечавшим за пограничный район. Ирхин был недоволен – рослый, черноусый, он и от природы-то выглядел хмуро, а Романову прямо сказал, что он голосовал против всей этой поездки и сейчас настроен против нее. Начальник Разведывательного Управления, как всегда, был ироничен и внешне рассеян, длинные волосы зажаты в «хвост» серебряной трубочкой с гравировкой в «растительном стиле», – и Романов подумал еще раз, какие разные люди собрались вокруг него и идеи Новой России.

– Я пройдусь, – сказал Романов, ответив на приветствия. – Не надо никого за мной посылать! – заранее повысил он голос, но Жарко непробиваемо ответил:

– Не будь идиотом, – и немедленно нажал кнопку возле двери их с Русаковым купе.

Романов смолчал – что он мог сказать?..

Снаружи было привычно холодно, вдоль вагонов свистел, с шорохом обтекая серую броню, ледяной ветер. Около ступеней вагона прохаживались двое преображенских гвардейцев и дружинник Ирхина – белую ушанку перечеркивала красная лента с черной оскаленной мордой рыси. Насколько помнил Романов, до Безвременья Ирхин был старшим лесничим и изначально в РА не входил, был найден Белосельским и очень искусно руководил пограничными боями с бандами, пытавшимися вырваться вместе с беженцами из зоны заражения.

Около вагонов мельтешил народ – разминался после сидения под броней. От второго вагона подбежал Максим Балабанов, и Романов понял, что как минимум он будет его, Романова, сопровождать. «Как минимум» – потому что вокруг материализовались несколько семеновцев. Видно было: они настроены погулять, почему нет?

Романов мысленно выругался и спросил Максима сердито:

– Ты почему вообще во Владике с Игнатом не остался? Детский сад набрали…

Максим, кажется, на самом деле обиделся – посмотрел хмуро и промолчал. Романову стало неловко, он про себя ругнулся снова и пошел ко входу в станционное здание. И тут около вагона с генератором неожиданно раздался посвист рожка, и молодой голос начал задорно выкрикивать, словно бы наперекор дневной ночи, ледяной стуже и метельному ветру:

На окраине села, ой, ведьма жила!

Хошь верь, хошь нет – было ей сто двадцать лет!

Говорят у нас о том, как, бывало, над селом

Ведьма Варвара на метле летала!

И сразу несколько голосов подхватили так же дурашливо и весело:

Ведьма, ведьма, колесом оборотясь,

Ведьма, ведьма по улице катится!

Ведьма, ведьма через лужи, через грязь,

А честной-то народ все по избам прячется!

Кто-то скажет: «Че за бред? Колдовства на свете нет!

Ведьмы и духи – сказки да слухи!»

Только знает наш народ, что молва – она не врет!

Ведьма Варвара на метле летала![13]

Внутри было тепло. В смысле не минус – это уже плюс, как говорится. И светло – горела треть ламп, не беспорядочно, а одна через две. Чисто. Несколько человек дремали на удобных скамейках, кто-то читал книгу, двое мальчишек играли в дорожные шашки, молодая женщина читала развешанные на большом стенде объявления… или, может, газету – простенький листок «А3» на неожиданно хорошей бумаге, название которого, «ВЕСТНИК МАГИСТРАЛИ», издалека бросалось в глаза, потому что было напечатано красным (там же, кстати, висело много распечаток под заголовком «РАЗЫСКИВАЮТСЯ»). Около открытого окошка кассы участковый разговаривал с железнодорожником, теплая форменная шапка которого, из старых запасов, была украшена новой эмблемой Гражданского Дорожного Корпуса – черно-золотая кабина грузовика «в лоб».

Люди все были вооружены. Исключение составляли, да и то на первый взгляд, несколько пожилых женщин, стоявших у сквозной двери около аккуратных лотков с едой. И еще – уже точно – двое молодых мужиков, судя по всему, обезличек, отдыхавших у дальней стены рядом с большим двуручным скребком для снега.

– Молдау, – сказал неожиданно Максим (он опять оказался рядом). Романов все еще сердито покосился на него:

– Что?

– Музыка. – Балабанов поднял палец. – «Молдау».

Только теперь Романов понял, что в помещении звучит приятная, довольно быстрая, но не резкая, музыка. Он смутился, так как представления не имел, о чем говорит мальчишка. А Максим спросил, как ни в чем не бывало:

– Вам поесть купить?

– Купи что-нибудь… – Романов подошел к кассе.

Участковый, внимательно следивший за ним, спросил, отдав честь по старинке:

– Товарищ… кгхм… вы с бронепоезда? – Романов кивнул. – Чем могу помочь?

– Да нет, ничего не надо… – рассеянно ответил Романов, изучая большое, ярко написанное от руки расписание. Местный поезд ходил по средам и воскресеньям, вечером – до Сковородино «со всеми промежуточными» – и по субботам и средам приходил обратно. Была среда – видимо, люди как раз ждали поезда. Еще, судя по тому же расписанию, от этого же здания по десятку сел (названия ничего не говорили Романову) по воскресеньям и средам бегали туда-обратно грузопассажирские аэросани. Железнодорожник между тем внимательно и почти испуганно всматривался в лицо Романова… толкнул участкового и быстро сказал: