Читать книгу "Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров"

Сели прямо здесь же, в аудитории.

Первый вопрос не предвещал ничего выдающегося:

– Вы говорили о воздействии на общественное мнение. Скажите – это касается отдельных людей?

– В смысле?

– На одного человека пиар действует?

– Ну, конечно. И в целом – на группы, и по отдельности – на индивидуума. А, простите, какова цель вашего интереса? Вы, собственно, о чем?

– Цель… хорошее слово… – девочка на какое-то неуловимое мгновение погрузилась в себя… – Вы, знаете, Кирилл Аркадьевич, у меня в жизни есть серьезная цель. Но я никак не могу ее добиться. Послушав вас сегодня – хочу уточнить.

– Что именно?

– Поможет ли мне ваш пиар в ее достижении…

– Ну, он не "мой", вообще-то. И, разумеется, смотря чего вы добиваетесь… – меня откровенно забавляла эта смесь детской наивности и жесткого прагматизма, особенно касаемо такого предмета, как программируемое воздействие на массовое сознание.

– Цель… Выйти замуж за Артура!

Мои мозги заклинило, словно в критическом моменте какого-то идиотского реалити-шоу: "А теперь – рекламная пауза"! Дите, как ни в чем не бывало, продолжало невинно лопотать. Эмпатия там – и рядом не пролетала. Деточка с пупушка привыкла слышать и воспринимать только себя. Чем ей можно помочь? Удочерить, что ли?! Я тупо сидел и слушал. У меня сложилось мнение, что ей нужен был не журналист, и не специалист технолог, а просто рядовой умник, но – само собой! признанный местным клубом пикейных жилетов у которого можно свободно поплакаться на широких грудях.

Как оказалось, Артур – глава институтских плейбоев. Сын не менее известной фамилии, чем схлопотавший сегодня по розовой попке внучок. Избранник, якобы красавец, умница и вообще герой по жизни. Если бы не моя застарелая бубновофобия, хоть самому – сватов засылай!

Оказалось, не взирая на сопливые года, мальчик известен не только, как заядлый бабоукладчик, знаток клубной музыки и завсегдатай лучших заведений, но и как прославленный городской драгстер. Интересно: когда он успел им стать – водительские права на автомобиль с восемнадцати, если я ничего не путаю. Ну, понятное дело – донам законы не писаны. Это те самые красавцы, из-за которых я вновь, до судорог, возжелал заиметь СВД. Когда нибудь, честное слово, мое терпение лопнет – выйду, сыпану гвоздей на дорогу. Достали они – гонять ночами по Буденного, как раз от перекрестка университета и, мимо моего дома, до "полтинника"[104].

Наша красавочка (представилась как Энджел: мамка, не иначе, в детстве "Анжелики" насмотрелась, а потом, будучи постарше, закрепила юные грёзы полным собранием сочинений на единственной в доме книжной полке) крутится в группе поддержки вокруг Артура и его окружения вот уже второй год. У них там что-то вроде девичника: общество разбитых сердец, тире, походный гарем. При всем своем старании она никак не может добиться должности постоянной пассии.

Нашу исповедницу – понесло. Я был, ни секунды не стесняясь, прямым текстом посвящен в историю двух, как Энджел выразилась, "быстреньких перепихонов" с Артуром на каких-то домашних вечеринках и ее попытки взять быка за рога в одном ночном клубе, где она, опять же, по ее образному выражению, прямо на танцполе "поласкала его ротиком".

И смех и грех, прямо какие-то внутрикорпоративные игры с элементами невинного блядства. Надо будет последнюю лекцию в серии посвятить теме: "Промискуитет, как популярная поведенческая модель карьерного роста".

Что я мог ей посоветовать? Чего, вообще, в таких обстоятельствах, стоит любое мнение извне? Конечно, можно прямым текстом рассказать, что она – безмозглая дура, сопоставимая, по уровню интеллекта и функциональному предназначению с резиновой секс-шоповской куклой. Что вокруг есть тысячи достойных парней, которые ради ее красоты будут готовы взвалить на себя крест пожизненного каторжного труда по наполнению ее пустышки хоть каким-то полезным содержанием. Естественно, эти ребята не носят прославленных городских фамилий, но их внутренний мир несоизмеримо богаче и глубже, пусть престижных и дорогих, но при этом откровенно убогих интересов ее избранника. Только как всю эту лавину понятий и эмоций, возникающих на подобной теме, загрузить на крошечную дискетку в ее черепушке? И как при загрузке системы не вызвать коллапса всей высшей нервной деятельности у этой, наверное, доброй и очень симпатичной болонки?

Поговорили… Закончили на ничего не стоящих фразах. Единственное, что я ей посоветовал из внятного: заняться собой, в смысле – своим будущим – учебой да повнимательнее посмотреть вокруг себя. Привел пример схлопотавшего сегодня отпрыска, тоже, по слухам, весьма крутого мэна из местной тусовки. Призадумалась. Ну, и – слава Богу. Хоть – что-то…

Пока я общался с Артуровой воздыхательницей, Кравец, в свою очередь, имел весьма непростой разговор с ректором. Внучек оказался все же большей сволочью, чем мне показалось в момент показательного примирения – успел настучать дедушке. Что он там ему рассказывал, осталось за кадром, только находящийся на очередном подъеме не только забронзовевший, но уже и вызолоченный с кормы языками камарильи Пузан не упустил случая поквитаться со старым приятелем. Вот, сразу видно – старая школа… Ну кто, спрашивается, из новой формации в состоянии родить фразочку: "Почему в нашем ВУЗе сегодня этот, так называемый, журналистишка – изгаляется"? Каково?! "Нашем ВУЗе"! Сейчас – заплачу: он "машик"[105]закончил уже будучи руководящей комсомольской шишкой, причем заочно и заглазно – появился, небось, лишь на вручение диплома… Мурло свинячье!

Когда на Стаса, вдобавок, с другой стороны, упало веское: "Всё! Достало меня это козлоскакание!" – его терпение лопнуло. Пять минут ора и Витин проект благополучно протянул ноги.

Больше распинаться перед молодыми покорителями клубных вершин, рекордсменами уличных гонок и их преданными фальшивоминетчицами – мне уже не пришлось. Буквально через месяц – началась война…

* * *

Поскреба, привалившись спиной к пыльному боку своей "Нивы", посапывал в чуткой полудреме. Поперек колен, под гнетом тяжелых ладошек потомственного горняка, бодрствовал полуавтоматический Браунинг. Красивый финн, почти до самого торца рукояти утонув в мягких ножнах, косо свисал с груди на ремне нашейного подвеса и зорко поблескивал бронзой оголовья по сторонам.

Костлявые Вовины гачи, в сандалиях поверх позорных носков, на полметра торчали из дедовских "Жигулей". Чуть ниже, забурившись в траву, съехал приклад двустволки. Еще зацепит во сне, ненароком – беды не оберешься. Пришлось подниматься – будить… Он еще и очки на ночь – в футляр прячет! О-о-о!!! Ты бы, паря, комплекта ради – пижаму одел! Прибрать к себе ружьишко, что-ли, ему оно – на кой!?