Читать книгу "Аркан для букмекера - Александр Савельев"

— Допустим. Но посмотрим на проблему с другой стороны, — вмешалась в разговор журналистов следователь по особо важным делам. — Какой практический смысл заумного искусства?

— Всякое искусство заумно. Никто, кроме автора, не способен до конца понять произведение искусства.

— Оставьте, юноша. Искусство для искусства. Куда вас понесло?

— Нет, позвольте, Лидия Михайловна, я поясню свою мысль. Смешно и наивно искать в искусстве целесообразность. И тем более — утилитарность. Речь о другом: о халтуре, пошлости, шарлатанстве под личиной свободы творчества.

Ольховцева твердо держала свою линию:

— Творец и те, кому адресовано его творчество, должны играть по одним правилам, должны иметь одни и те же критерии оценки в искусстве.

— Вкус — понятие субъективное. Сколько людей, столько и представлений о красоте.

— Истинное искусство не перестает быть искусством оттого, что не всем понятно. Лида, помнишь, мы с тобой попали на премьеру «Зеркала» Тарковского? Фильм пустили на пробу в трех кинотеатрах. Публика тогда в Москве была весьма эрудированная. Свет зажегся, все потянулись на выход, и гробовая тишина. А почему? Боялись ляпнуть какую-нибудь глупость. Почти никто ничего не понял, но все чувствовали: это — искусство высочайшей пробы. Вот вам ответ на ваше утверждение о наличии условностей в искусстве. Ошибаться свойственно каждому в отдельности, но коллективное помрачение рассудка — нонсенс.

— Спрос рождает предложение. Творчество — тот же товар, и на него также распространяются рыночные отношения. Не все гении, но все хотят есть.

— Катенька, попробуйте салат, — предложила Градолюбова. — Очень вкусный. Разговор у них долгий и нервный, но пищеварению не вредит. Володя, поухаживай за девушкой. Ее кавалеру некогда. Нынешняя молодежь галантностью не отличается.

— Галантность — изобретение бездельников. Мы — люди дела. В девяносто первом году на баррикадах у Дома правительства в основном были молодые люди, отстаивающие право свободно жить, думать, творить.

— Творите, созидайте, никто не запрещает. Только не забывайте, во имя чего и для кого.

— Это мы уже проходили. Искусство на службе идеологии. Результат, как говорится, на лице: отупевшая от ожирения творческая номенклатура и тяжелейший кризис в искусстве.

— Пожалуйста, будьте индивидуальны. Разве Толстого спутаешь с Достоевским, а Васильева с Астафьевым? И вместе с тем их творчество неподвластно рыночным отношениям. Еще великий Челлини предостерегал молодых начинать писать раньше сорока лет. Вот поэтому я за то, чтобы формировать не спрос на искусство, а художественный вкус.

— Утопия, наивный идеализм. Кто должен формировать этот ваш пресловутый высокохудожественный вкус?

— Где-где, а в России всегда хватало талантливых людей. Надо немного: чтобы в творчестве придерживались двух неизменных правил — художественности и гражданской позиции. По-моему, такой подход к творчеству — единственная возможность перекрыть доступ в искусстве халтуре, шарлатанству и откровенному жульничеству. А то что творится, Лида? Шарлатанство на каждом шагу. Будто нас снова загнали в средневековье…

Особенностью Натальи Евгеньевны Ольховцевой была логическая последовательность в отстаивании своей точки зрения, умение выстроить доводы в безукоризненную систему, вынуждающую оппонента признать справедливость ее суждений. Никогда она не обрывала спор на полуслове, всегда стремилась к его завершению.

— …Будто нас снова загнали в средневековье, — повторила Ольховцева и отпила несколько глотков сока.

— Интересно узнать, как вы все это представляете в реальной жизни?

— Ничего проще. Самый строгий судья своего творчества — сам автор. Возьмем, к примеру, онанизм, явление довольно распространенное в жизни. И тем не менее занятие это — сугубо интимное. Разумеется, для людей относительно нормальных. Позвольте спросить, почему не должно быть стыдно бездарному автору за свое творение, которым он без зазрения совести пытается надуть публику? Фактически это то же рукоблудие, хотя и в несколько иной форме.

— Простите мне мою прямолинейность. А как уличить в онанизме? Ведь вы только что справедливо заметили: это процесс интимный.

— Проще простого. У онанистов растут на ладонях волосы.

Юное дарование непроизвольно посмотрел на свои ладони. Тут же понял, что сморозил глупость, смутился и залился краской.

— Ну, ты даешь, Наталья. Вот за что я тебя люблю, так это за твой острый язык. И дались тебе эти проблемы литературы?!

— Теперь понимаете, молодой человек, для чего необходимы устоявшиеся критерии?

Но ответа на свой вопрос Ольховцева не получила. Зазвонил телефон. Вставая из-за стола, Синебродов чуть не выбил из рук публициста рюмку.

— Аккуратней, Володя, — упрекнула его Градолюбова. — Подождут. Не к спеху. Звонят ведь не из приемной президента.

— Наталья Евгеньевна, простите за нескромность. В каком вы звании? — полюбопытствовал публицист.

— Полковник она. Полковник, — ответила за подругу Лидия Михайловна.

Ольховцева предпочла отмолчаться.

— Наталья, ты совсем ничего не ешь. Попробуй заливной рыбки, салат из креветок — пальчики оближешь, соленые грибочки. Ешьте же, в конце концов. Зря, что ли, я на кухне парилась?

— Наталья Евгеньевна, такое впечатление, что нет такой области знаний, в которой вы несведущи.

— Вы преувеличиваете. Но я действительно постоянно стараюсь расширять свой кругозор.

— Скажите, пожалуйста, зачем в вашей профессии такая прорва знаний? Насколько мне известно, ваши клиенты в основном образованностью не блещут. Не проще ли в исключительных случаях воспользоваться справочной литературой? А освободившееся время употребить для углубления профессиональных знаний. Или вы предпочитаете подавлять подследственных своей эрудицией? Если так, то это попахивает садизмом. Только что с завидным темпераментом вы сетовали на засилье шарлатанов в искусстве. Разве в вашем департаменте его меньше? Чего стоят пирамиды организованной преступности главного идеолога по борьбе с ней? «Лев прыгнул». «Лев выпрыгнул». «Лев запрыгнул». Разве за этим не кроется элементарное шарлатанство? Недавно в телепередаче он сам откровенно в этом признался, рассказав о майоре, которого внедрили в преступную группировку и который на самом интересном месте потерял сознание с перепугу. «Оказался психологически неготовым к подобным нагрузкам» — так объяснил этот казус главный идеолог, добавив при этом, что майор был бравый, в общем, одним ударом семерых… Представляете, и об этом ляпсусе главное должностное лицо по борьбе с организованной преступностью объявляет на всю страну.

— Трудно с вами не согласиться. Обуздать преступный мир возможно, лишь превзойдя его интеллектуально на всех уровнях. Рядовой милиционер должен превосходить интеллектом рядового бандита, генерал — организатора бандитских формирований. Стрелять и разбивать лбом кирпичи можно обучить каждого. Высокоразвитый же интеллект — удел тех, для которых познание — не обуза, а образ жизни, цель существования. В этом их принципиальное отличие от уголовников. Уголовники органически не приемлют труд. На этом их можно и взять.