Читать книгу "Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век - Александр Эткинд"

Но работа Буллита во Франции получила признание тех, чье мнение он теперь больше всего ценил – людей в военной форме. После многих французских орденов в июне 1947-го Буллит был награжден американским орденом «Legion of Merit»; орден вручил ему генерал Джейкоб Деверс, командующий сухопутными силами США, за «выдающиеся заслуги штабного офицера во время службы во французских вооруженных силах во время Второй мировой войны». Не знаю, был ли еще случай, когда американский гражданин, к тому же в прошлом высокопоставленный государственный служащий, получил американскую военную награду за службу в войсках другого государства. В статье, опубликованной в журнале «Лайф» второго июня 1947 года, Буллит рассказывал американцам об успехах коммунистов во Франции и о своем проекте выживания Европы. Коммунисты создали после войны самую большую партию Франции, основанную на сочетании отличной организации и лживой пропаганды. Они хорошо сражались во время войны, но делали это не во имя Франции, а во имя СССР. От них исходит реальная опасность, писал Буллит. Если коммунисты пойдут маршем на Париж, кто будет его защищать? Четверть личного состава парижской полиции – члены Компартии, говорил Буллит, и еще четверть симпатизируют ей. Один из его рецептов борьбы с коммунизмом был тем же, что и в 1919 году: поддержка некоммунистических левых партий, – во Франции это были социалисты Блума, которого Буллит высоко ценил, как когда-то Адлера, – и предоставление американской помощи.

С началом холодной войны позиции Буллита и его бывших сотрудников по Москве, с одной стороны, и американской администрации, с другой стороны, начали сближаться. Речь госсекретаря Маршалла (июнь 1947), в которой он объявлял о беспрецедентном финансировании послевоенной реконструкции Европы, писал Боулен, бывший сотрудник Буллита. В своей статье в «Лайф» Буллит утверждал, что деньги, выделявшиеся по плану Маршалла, были необходимы для того, чтобы не дать Европе попасть в руки Сталина. Но американские деньги недостаточны; план Маршалла, вновь писал Буллит, необходимо дополнить объединением независимых европейских государств. Только единая Европа может противостоять советской экспансии. Соединенные Штаты должны «убедить» независимые государства Европы забыть старые распри и объединиться, с тем чтобы противостоять экспансии Советов. Не вполне договаривая, Буллит предлагал обусловить предоставление государствам помощи по плану Маршалла вступлением этих государств в новую Европейскую конфедерацию.

Политическое объединение Европы стало в это послевоенное время центральной идеей Буллита. Об этом своем проекте он рассказывал, к примеру, в феврале 1946-го бывшему вице-президенту Генри Уоллесу, отвечая на его вопрос о том, что теперь делать с послевоенным устройством Германии и с агрессивным Советским Союзом; говорил он об этом в присутствии Кеннана и в докладе Американскому совету по международным отношениям [196]. В той же статье в «Лайф» от 2 июня 1947 г. он формулировал в стиле пророчества, необычном для популярного американского журнала: «Если свободные народы Европы не смогут объединиться в демократическую федерацию, вся Европа в долгосрочной перспективе подпадет под Советскую тиранию». Он призывал правительства Великобритании, Франции и США понять, что Европа должна «объединиться или исчезнуть». Правительства, говорил он, должны заняться созданием Европейской Федерации или, может быть, Соединенных Штатов Европы. (Название для этой мечты, видно, еще не устоялось.) Эти европейские Штаты должны быть открыты, объяснял Буллит, для всех наций континента, которые имеют демократические конституции и подпишут «Билль о правах человека», включая и германские государства. В статье «Как мы выиграли войну и проиграли мир» (1948 г.) Буллит приветствовал план Маршалла, который как раз начал работать в полную силу, финансируя восстановление западно-европейских стран, включая Грецию и Турцию. Советский Союз отказался от этой помощи и принудил своих новых союзников – Польшу, Чехословакию, Финляндию – тоже отказаться от нее. В версии Буллита послевоенный проект единой Европы был прямым ответом на экспансионистскую политику Советского Союза. Эти идеи Буллита несомненно влияли на его друга и протеже военных лет Жана Монне, который в это время делал первые практические шаги по заключению таможенного договора между европейскими странами, из которого вскоре, под руководством Монне, разовьется Европейский союз.

В статьях 1948-го Буллит приписывал идею единой Европы покойному Рузвельту, который не мог отвергнуть авторства; так, думал он, у европейского проекта больше шансов на осуществление. Буллит с иронией вспоминал, как Рузвельт пришел в Белый дом в 1933-м и занялся внешней политикой, «движимый интересом к военно-морскому флоту и страстью к почтовым маркам». Трагически повторяя ошибки Вильсона, он сначала обещал избирателям не допустить американского участия в европейской войне, а потом посвятил свой политический гений тому, чтобы вовлечь в нее Америку. Выиграв войну с помощью Советского Союза, Соединенные Штаты проиграли ему послевоенный мир. Всю ответственность за эту «трагикомедию американской внешней политики» Буллит возлагал на Рузвельта; Трумэн лишь повторял ошибки, которые сделал Рузвельт, в свою очередь повторявший ошибки Вильсона.

В этой новой версии истории европейской идеи, Рузвельт был, подобно самому Буллиту, после Версальского мира глубоко озабочен судьбой Европы, и еще до выборов 1932 года пришел к идее ее объединения. По словам Буллита, Рузвельт был уверен, что избежать новой войны можно только путем «создания конфедерации европейских государств». После этих выборов он планировал серию визитов в европейские столицы, чтобы начать совместную работу над проектом. Однако выборы в Германии 1933 года, приведшие Гитлера к власти, нарушили этот план. К тому же Рузвельт столкнулся с ухудшением экономической ситуации в США и отказом европейских держав выплачивать Америке долги Первой мировой войны. Этот отказ, рассказывал Буллит, вызвал у президента «чувство отвращения к Европе», которое заставило его вернуться к идеям «старомодного изоляционизма». На время эту ситуацию смягчило обещание Литвинова выплатить царские долги, которого добился Буллит; но скоро американцам пришлось разочароваться в советских обещаниях. Главным оружием Гитлера, которое тот до поры держал в резерве, был его пакт со Сталиным; так Буллит характеризовал ситуацию конца 1930-х. По его словам, ни одно правительство не было так хорошо информировано о готовящемся пакте, как администрация Рузвельта: уже в 1934-м американские дипломаты в Москве сообщали в Госдепартамент о готовящемся союзе двух диктаторов. Лидеры Франции и Англии не верили сообщениям Буллита, но Рузвельт заранее знал о союзе между нацистами и коммунистами и понимал, что этот союз несет войну. Однако новоприобретенный изоляционизм мешал военным приготовлениям: американцы, полагал Буллит, пришли к войне «невероятно неподготовленными», и виновен в этом был Рузвельт. Зато американское посольство в Москве работало так хорошо, что Рузвельта заранее проинформировали о готовившейся атаке Гитлера на СССР. Потом Германия атаковала СССР и Япония атаковала США; после этого надежда на победу была связана с личными отношениями между Рузвельтом и Сталиным. Испытав на себе все повороты европейского безумия, стареющий Рузвельт верил теперь только в собственную интуицию. Она подсказывала ему, что Сталин был надежным партнером, боровшимся за мир, который требовал войны. Следуя крепкой традиции американского левого движения, Рузвельт верил, что Сталин строил в своей стране особого рода демократию, стремился к модернизации и прогрессу. Буллит же видел в Сталине и Гитлере «двух близнецов, двух принцев тьмы», которые вместе и по отдельности пытались поработить Европу. Буллит пытался убедить своего президента в том, что Сталин полезный союзник, но кровавый диктатор, и верить ему нельзя. В ответ Рузвельт ссылался на свою интуицию: он неизменно симпатизировал Сталину.