Читать книгу "Неуловимый - Валерий Еремеев"

Боксер облегченно вздохнул.

— Слава богу. А то я уже переживать начал. Мало ли. Может, они твои, кровные.

Полярник подозрительно посмотрел на Боксера.

— Надеюсь, у тебя хватило мозгов не отдать деньги ментам?

— Чтобы они их между собой раздеребанили? Я еще с ума не сошел.

— Правильное решение. Правда, оно делает тебя соучастником.

— Сел и плачу. Мы с тобой во многом соучастники. И что теперь? А насчет банковских денег, так у нас с тобой есть смягчающие обстоятельства.

Боксер порылся в карманах и протянул Полярнику пачку каких-то бумаг. Тот их настороженно развернул, вчитался.

— Харченко Вера, 14 лет, аденокарцинома груди, Волощук Наташа, 10 лет, острый миелоидный лейкоз… Я не понял, Саша где деньги?

— Первую девочку уже прооперировали в Германии. Все закончилось удачно. Вторая прошла обследование. Назначен курс лечения. Это была адресная помощь. Не злись. Тебе что, семью кормить надо? К тому же ты у Светлова хорошо заработал, сам говорил.

— Хорошо хоть эти деньги в банковском сейфе хранятся, иначе бы и их не стало.

Полярник не знал, что делать. Боксер иногда просто поражал его. «Кто его знает, может, именно из-за таких на первый взгляд чудиков этот мир еще не окончательно провалился в тартарары», — думал он, соглашаясь с этой мыслью. Он смирился.

— Знаешь, Саша, я всегда думал, что такие, как ты, только в фильмах встречаются.

— Ты помог двум детям вернуться к нормальной жизни, должен радоваться.

Полярник, шедший быстрым шагом, вдруг остановился и еще раз хлопнул Боксера по плечу.

— Я радуюсь, Саша, правда. Ты все сделал правильно.

— Хорошо, если так. За Киру отдельное спасибо. Что не сдал ее.

Полярник в который раз подумал: как хорошо, что Боксер не знает всех подробностей кровавой разборки на углу Алма-Атинской и Пражской улиц. Если бы Димон с напарником подъехали с другой стороны, Кира могла бы погибнуть. И от него, Полярника, тут ничего не зависело.

— Где она сейчас?

— Уволилась с работы и уехала. Навсегда. Таким было мое условие. Думаю, к сестре в Штаты двинула. А что там твой Светлов? Так в воду и канул?

— Объявлен в международный розыск. Не удивлюсь, если он уже у какого-нибудь колумбийского наркобарона в личных хакерах значится.

— Он может. О, наша маршрутка едет! Давай быстрее.

— Ты поезжай один. Мне тут к знакомому зайти надо. Очень надо. А на торт я вечером заскочу.

Боксер пытливо посмотрел на Полярника и махнул рукой.

— Тогда бывай. До вечера.

Дождавшись, когда Боксер уедет, Полярник подошел к Владимиру Федоровичу, который уже некоторое время наблюдал за ними со стороны, терпеливо ожидая, когда Полярник найдет возможность уделить внимание и ему.

Наперед зная, что сейчас произойдет, Полярник едва успел напрячь плечи и шею. Владимир Федорович сильно ударил его по плечам.

— Рад тебя видеть, капитан. Соскучился.

— Раз соскучились, то почему меня на волю не вытащили? Четыре недели парился.

— Во-первых, для правдоподобия, потому что ты до сих пор под прикрытием. Во-вторых, что-то я не заметил в последнее время, чтобы ты нуждался в моей помощи. На связь не вышел, действовал сам, предупредил не меня, а каких-то левых ментов. И что в итоге? Светлов ушел, невинные люди погибли.

— Погибли виновные.

— Но могли погибнуть и невинные. И все из-за твоей чудовищной самонадеянности. Так что в камере ты просидел вполне заслуженно. Хочешь что-то сказать?

Полярник промолчал. Он знал, куратор говорит правильные вещи, но и Полярник тоже имел причины поступить так, как поступил. Правда, объяснять этого было никак нельзя. Не скажешь же начальству: извините, но я вам не до конца доверял. То есть теоретически сказать было можно, но тогда надо быть готовым к тому, что формат отношений кардинально изменится, причем не в лучшую сторону.

— Не хочу.

— То-то. Скажи спасибо, что ты вообще на волю вышел. Столярный цех «Светлой памяти» — твоя работа?

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Хорошо хоть знаешь, как отвечать. Ладно, пока можешь быть свободен. Отдыхай, — сжалился Владимир Федорович. — Где тебя найти, нам известно.

* * *

Полярник шел к Ларисе. После их первой и единственной ссоры, когда Лариса прогнала его, они больше не виделись. Он не знал, как она жила все это время, как отнесется к его появлению, захочет ли разговаривать с ним. В одном он был уверен: она должна знать правду. Хотя бы какую-то ее часть. Пусть только выслушает его, а после, если решит его прогнать, он уйдет.

Его долго изучали в глазок, и, когда он уверился в том, что хозяйка решила не открывать, замок щелкнул, дверь приоткрылась. Он увидел ее строгое и чуть похудевшее лицо. Лариса сменила прическу и цвет волос.

— Зачем пришел?

— Поговорить.

— Говори.

Полярник помялся. Их разговор он представлял себе несколько иначе. Не через порог.

— Так не пойдет. Позволь мне войти. Или ты не одна?

— Одна. Но я не уверена, что это хорошая мысль.

— Тогда выйди сама. Я тебя не обижу. Если боишься, можешь взять с собой свой пугач.

Поколебавшись, Лариса вышла из квартиры. Одну руку она держала в большом кармане махрового халата — похоже, совет Полярника был лишним, пистолет был у нее в руках еще до того, как она открыла дверь. На площадке было больше света, и теперь, хорошо рассмотрев лицо Ларисы, он понял, что пришел зря. Он не увидел ни обиды на себя, ни злости, а только легкую досаду оттого, что его приход отвлек ее от каких-то своих дел. Теперь она только и ждала, когда же он уберется отсюда.

Но уходить просто так, молча, показалось глупым. Он, решив быть кратким, рассказал, что был лишь тенью Светлова, но это совершенно не означало, что он ее не любил. Любил и продолжает любить. Лариса выслушала, сказала, что прощает, и попросила уйти. Это был конец. Кивнув, Полярник повернулся к лифту. Лариса уже закрывала двери, когда Полярник оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на нее. Совершенно случайно его взгляд упал на стоящую в прихожей квартиры Ларисы пару коричневых спортивных туфель. Туфли были мужскими. Точно такие же были на Светлове в день их последней встречи. Плохо соображая, зачем он это делает, Полярник прыгнул на уже закрывающуюся дверь, которая тут же отворилась под его весом, оттолкнул Ларису вглубь коридора, так что она едва удержалась, чтобы не упасть.

— Ополоумел! Стой!

Ничего не слыша, Полярник отодвинул ее рукой и бросился к комнатам. В спальне никого не было. Он толкнул двери гостиной… В противоположном углу за овальным журнальным столиком, на котором стоял раскрытый ноутбук, сидел Светлов. Одет он был по-домашнему. Рядом с ноутбуком лежала раскрытая газета.