Читать книгу "Три дня на расплату - Татьяна Исмайлова"

Ращинский, с которым он заговорил о Клаве, коротко охарактеризовал ее: «Умная. Хваткая». И он, поразмыслив, решился. Если умная и хваткая — проблем быть не должно.

Клава и впрямь оказалась умной: узнав правду о Минееве, приняла все как должное. Только в глазах промелькнуло нечто насторожившее его — на секундочку, но промелькнуло. Если и испытывала Клава горечь разочарования, то пышная многолюдная свадьба, дорогие подарки, интересные знакомства, заграничные вояжи, блестящие приемы — все это в какой-то мере компенсировало рухнувшие надежды на счастливое замужество.

Мир был нарушен раз и навсегда, когда Клава случайно застала в губернаторской постели своего младшего брата. Этой связи она мужу не простила, а ненавидеть, как оказалось, Клавочка умела.

Роман очень переживал разрыв с сестрой. Минеев, надеясь, что со временем все образуется, отправил молодого родственника за границу. Мальчик оказался способным. Даже чересчур. В финансовых делах был дока. Весь в сестру.

Клава, улыбаясь, продолжала сопровождать губернатора на официальных приемах, мило шутила, умело поддерживала беседу. Но как только они оставались вдвоем, замыкалась в себе и не шла ни на какие контакты.

Жить рядом становилось невыносимо. Тем более что Клава, будто постоянно мстя, меняла любовников чуть ли не ежедневно, без разбора, без страсти — кто окажется под рукой.

А вот своих мальчиков губернатор в дом привести не мог, страшился ярости Клавы и ее непредсказуемости. Ему было где встречаться с ними. Летом — в загородном особняке, скрытом от чужих глаз лесной зеленью, зимой — в уютном доме Ращинского. Но и там оказалось небезопасно: в летнем особняке его «поймал» фотообъектив Шерсткова — наверняка Клавочка подсказала! — а у любимого дружка Коли спаленка, оказывается, была с всевидящим глазком.

Минеев растянулся в кресле, стянул с рубашки галстук, бросил его на пол. Душно!

Когда Ванюшка в первый раз побывал в доме Ращинского? Осенью. Был теплый день, солнечный, яркий. И Ванюшка оказался солнечным мальчиком. Минеев знал, как приучить его и заставить полюбить себя. Он просто вспомнил, как все это было у него когда-то с Валентином Иннокентьевичем, их соседом по лестничной площадке. Маленький Аркаша после смерти отца и быстрого нового замужества матери оказался предоставленным самому себе, а когда пошел в первый класс, все чаще стал бывать у одинокого соседа. В обкоме партии Валентин Иннокентьевич не занимал главные должности, тем не менее был на особом положении. Менялись секретари обкома, а Валентин Иннокентьевич оставался на месте, и вновь назначаемые первые, вторые и третьи секретари только благодаря ему — за что и ценили особо — устанавливали крепкие и надежные связи с Москвой.

К Аркаше Валентин привязался всем сердцем. Он баловал его деньгами, модными шмотками, требовательно следил за успехами в учебе. Пришла пора поступать в институт — Валентин перевелся в Москву, чтобы дать своему любимчику столичное университетское образование. На втором курсе Минеев был комсоргом факультета, на третьем — членом университетского бюро комсомола, тогда же вступил в партию. Получив диплом, сразу стал инструктором райкома комсомола: московскую прописку Валентин устроил своему подопечному без труда. Вообще все эти дела с его обустройством, вывод на нужные связи, быстрая карьера — все делалось уже без особых усилий со стороны Валентина Иннокентьевича. Аркадий с удивлением и потаенной гордостью узнал, что таких, как он и его постаревший многоопытный любовник, в столице много. Это был мощный клан, всегда и во всем оказывающий поддержку друг другу. Так было и потом, когда грянула перестройка, когда страну стали сотрясать сумасшедшие митинги, когда был объявлен новый строй, рождались реформы, менялась власть — для «своих» местечко находилось всегда. И когда Аркадий Борисович Минеев, известный в Москве общественный деятель, решил стать губернатором в своем родном крае, он и здесь не остался без поддержки «своих»: они были в банках и правительстве, на всех телевизионных каналах, в среде популярных артистов и певцов — область под их напором дружно проголосовала за Минеева.

Он понимал: не составит особого труда выиграть выборы вторично, если… если не выплывут на свет негативы, а теперь вот еще и видеопленка.

Минеев знал: если скандал разразится, никто не поможет. Даже «свои».

* * *

Страх — понятие не абстрактное. У Анны он, к примеру, рождается и превращается в нечто материальное в области солнечного сплетения, начинает тошнотворно действовать на стенки желудка — будто камень туда положили. И дышится трудно, и тоскливо так, будто только что вернулась с похорон, и противный озноб ползает по всему телу, и ноги слабеют. О господи, когда ж все это закончится!

Пальцы рук были ледяными, хотя ночь стояла душная. Она крепко обхватила этими ледышками руль машины, пережидая красный свет светофора. Наконец-то зеленый! И, слава богу, на проспекте не так много машин. Обгоняя одну за другой, она свернула на Монастырскую.

Почему этот парень в камуфляжной форме, увидев ее, выскочил из ворот «Нефтепродукта»? Анна поежилась: наверняка и раньше следили за ней, просто она не замечала этого. Через минуту-другую Бессараб будет знать, где она и что делает, — парень, не спуская с нее глаз, звонит по сотовому телефону.

Она еще раз толкнула дверь в воротах дома — заперто! Одинцов не дождался ее. Может, успеет перехватить его на вокзале?

Она уже сворачивала на проспект, когда рядом с ее джипом, спеша на Монастырскую, промчался темный «Опель». Не вздохнула, а всхлипнула: узнала машину Бессараба. Минуты через три Лева бросится за ней в погоню. «Ну что ж, — отрешенно подумалось ей, — значит, все же сойдутся наши пути-дорожки». Усмехнулась: Лева вооружен, у него целая гвардия преданных ему и безжалостных головорезов, а у нее что? Только приемчики, отработанные с Ли. Да Бессараб ее на метр к себе не подпустит!

Она удивилась себе: страха нет совсем! Только холодная ярость и ненависть. Просто так она не сдастся! Надо побыстрее оказаться на вокзале, там, среди множества людей, Бессарабу не так легко будет справиться с ней. Как она, дуреха, раньше не могла догадаться, что за домом Одинцова приглядывают? Александр это почувствовал сразу, потому и Демона взял из питомника. Как это он сказал тогда: «Вряд ли защитит, но хотя бы предупредит». На вокзал Бессараб помчится как пить дать, он наверняка знает, что Одинцов уезжает сегодня ночью.

Анна глянула на часы: до отхода поезда оставалось восемь минут. Если без светофоров и по прямой, успела бы. Она в нетерпении стукнула по рулю — опять стоим! Внимательно вгляделась в зеркальце: в правом дальнем ряду мелькнула темно-зеленая машина. Нет, показалось. Но у следующего светофора, снова вглядываясь в длинный ряд автомобилей, она тихонько ойкнула: так и есть, темно-зеленый «Опель» пристроился в конец. Быстро Лева настиг ее!

* * *

Бессараб, возвращаясь домой, тормозя на повороте, конечно же, обратил внимание на промчавшийся мимо джип. На водителя не посмотрел — что толку, стекла тонированные, а номер не засек, потому что в это время затрезвонил сотовый, который он бросил на заднее сиденье еще у дома Ращинского. Отвечать на звонок не стал, это мог быть Минеев — сказать губернатору нечего.