Читать книгу "Комплекс Ди - Дай Сы-цзе"

– Как это, без операции?

– Одними компрессами с той самой мазью, которую он мне дал для тебя. В ней намешаны какие-то чудодейственные травы, они притягивают осколки друг к другу.

Он обмыл всю ногу, достал из кармана связку ключей с нацепленным тут же перочинным ножиком, лезвием отковырнул крышку жестянки. По комнате распространился резкий смрадный дух – запах грязи, тины, гнили, болотной жижи.

– Воняет ужасно, – поморщилась Тропинка. – Как будто сидишь на дне колодца у нас в деревне.

Жестянка неизвестно из-под чего (этикетка давно отвалилась) была наполнена черной, вязкой, похожей на слизь мазью.

– Старик сказал, что это для первой повязки.

Лезвием ножа он наложил мазь на сложенную в несколько раз тряпицу, которая мгновенно утратила свою белизну. Потом осторожно прижал компресс к ноге Тропинки и замотал бинтом.

Ночью Мо проснулся оттого, что девушка стучала кулаком в перегородку между комнатами.

– Тебе больно? – спросил он в темноте, прижимаясь губами вплотную к штукатурке.

– Да, но не в этом дело. Ты не можешь пойти накормить несчастную птичку? Она голодная.

– Какую птичку, бедная моя хромая принцесса?

– Иволгу, которая сидит в клетке.

Мо прислушался. Где-то над головой пробежала крыса. Ночная бабочка билась об оконное стекло. Вдали прогудел автомобиль. Квакала лягушка. И, перекрывая все эти звуки, свистела во дворе иволга, издавая острые, тревожные, металлические звуки, как будто кто-то в ночи играл на пиле.

– Чувствуется, что домашняя, – сказала Тропинка. – Дикие иволги кричат по-другому.

– А как они кричат?

Девушка несколько раз коротко свистнула, изображая иволгу, но получилось похоже на воробьиное чириканье. Мо засмеялся и окончательно проснулся. Он встал, взял из пакета пачку печенья и спустился во двор. Накрошил печенье в ладонь и просунул в клетку. Тропинка не ошиблась – иволга была страшно голодная. Она сорвалась с шестка и сверкающей золотой стрелой спикировала к Мо, забрызгав его водой из поилки. Птица зацепилась когтями за прутья клетки и повисла вниз головой, на крыльях перья у нее были ярче, чем на тельце. Она клевала с руки Мо и дрожала от удовольствия. Когда печенье было съедено до последней крошки, иволга, не выказав ни малейшего признака благодарности, снова уселась на шесток. Теперь она была сыта и, даже не поглядев на своего благодетеля, принялась щегольски чистить перышки. Мо, слегка обиженный, пошел назад, но вдруг у него за спиной, в клетке, раздался почти человеческий голос. Мо подскочил от удивления и обернулся. Самовлюбленное пернатое несколько раз произнесло одно и то же слово, по слогам и без выражения. Отчетливые, граненые и совершенно непонятные звуки.

Наутро Мо расспросил хозяйку гостиницы и узнал от нее, что родители благородной птицы принадлежали христианскому пастору. К нему приезжало много любителей со своими иволгами – предлагали деньги и разные подарки и просили позволения поставить клетки с питомцами рядом с этой парой, чтобы те наслушались и научились так же разговаривать. Но пастор не соглашался. После его смерти певчая чета прожила недолго. А осиротевший птенец вырос и время от времени выдает словечко, которое перенял у родителей. Вроде бы на латыни. Пастор произносил его под конец богослужения. Это, кажется, последнее слово Христа.

Мо, как и его западные коллеги, читал Библию, но последнего слова Христа что-то не помнил. Он записал этот случай на первой странице новой тетради и пообещал себе отыскать священный источник загадочной цитаты. Но забыл.

Несмотря на плотную повязку, запах тины три дня не выветривался из комнаты хромой принцессы. Если ей хотелось принять душ, верный, безропотный, близорукий санитар, стоя на коленях перед кроватью, оборачивал больную ногу полиэтиленовой пленкой и закреплял розовыми резинками. От запаха мази у него кружилась голова.

На четвертый день он снял повязку и обмыл ногу, перед тем как наложить новую. Синяки посветлели. Африка была уже не черной, а серой, местами с синевой, и поверхность ее, как и других континентов, значительно уменьшилась. А у черепахи рассосалась шея. Треугольная головка превратилась в крошечный островок в океане.

Пациентка ужасно обрадовалась, а Мо открыл банку из-под варенья с мазью для второго раза. Банка была старая, стекло давно потеряло прозрачность и блеск. Темно-коричневая мазь имела какой-то странный, сложный запах. В нем смешивались жир, воск, опиум, ладан, какие-то корни, травы, кора, ядовитые грибы, слышался даже навозный душок. Мо разглядел кусочки листьев и грибных ножек, когда выкладывал мазь на тряпку.

– Правда, что этот твой золотарь выправил сломанную скулу так, что следа не осталось?

– Да. И знаешь, что ему помогло? Рентгеновский снимок. Глядя на него, он почувствовал, что какая-то невидимая ткань осталась неповрежденной и удерживала осколки кости. Его мазь стянула их, он так и сказал: «Стянула», – и срастила.

– И с моей ногой тоже так получится?

– Думаю, да.

– Где он всему этому научился? Он тебе не рассказывал?

– Когда-то в молодости в своем родном городе он изучал лекарственные травы и ходил к одному врачу старинной школы, который умел как никто лечить катаракту иглоукалыванием, знал какие-то точки в деснах. И предложил ученику передать ему секрет, если он женится на его дочери. Тот согласился и унаследовал драгоценный секрет. А много лет спустя, уже во время культурной революции, он скрывался в горах Эмэйшань и однажды, собирая травы, упал в яму и сломал ногу. Вот тогда-то один буддийский монах вылечил его за десять дней. Они подружились и обменялись секретами: как лечить катаракту и как сращивать кости.

Через два дня позвонил зять мэра и поднял тревогу: судья Ди решил вернуться раньше времени. Катастрофа! К счастью, через несколько часов дали отбой: передумал. Можно спокойно жить дальше. Состояние больной ноги улучшалось с каждым часом.

– Как будто по ней пылесосом водят, я это каждой клеточкой чувствую, – говорила хромая принцесса. – Вот только что как будто червяк прополз от лодыжки к колену. А теперь спускается.

Последнюю повязку наложили, как велел Старый Наблюдатель, на шестой день. Остатки мази от предыдущего компресса тщательно смыли (Мо знал теперь каждый сантиметр этой ноги), подложили под голень полотенца, открыли флакон. Тропинка хотела вытащить тугую пробку зубами, но Мо воспротивился:

– Старик сказал, что там есть порошок из высушенного желчного пузыря павлина, это самый главный компонент, но им можно отравиться, и даже до смерти. Когда-то знатные монголы и маньчжуры глотали этот порошок, чтобы покончить с собой.

– Как, ты говоришь, эта отрава называется?

– Желчный пузырь павлина.

– Красиво! У павлина все красивое, даже желчный пузырь, хоть я и не знаю, что это за штука.