Читать книгу "Наречия - Дэниэл Хэндлер"

Как ни странно, он прав. Потому что сейчас исполняют песню, старую-старую песню, еще с тех времен, когда Кит был симпатичным парнем и учился в школе. Эта песня называется «Приди и возьми мое сердце», в исполнении группы под названием «Эль Клаб», которая записана на одноименной студии звукозаписи.

— Да-да, любовь моя, — произносит Кит, — да-да.

И Аллисон впервые задумывается про плод этой любви. Живот ее все такой же, даже после того как Хиллари положила на него руку, поэтому Аллисон легче думать о ребенке как обитающем в ее сумочке, плацента похожа на забившуюся в швы пыль, а пуповина пригодится, чтобы повесить себе на шею солнечные очки, если у вас есть такая привычка. Но сам младенец должен вести себя осторожно. Ему нельзя играть с огнестрельным оружием или смоченными в керосине тряпками или брать в руки флакончик с пеплом, который подарил ей Адриан. Это было давно, когда ему постоянно слали флакончики с пеплом, потому что он сочинял комиксы про вулканы. Потом книги о проблемах зачатия. Одним серым унылым утром они с Адрианом продали их назад в книжный магазин. Книги были сложены в коробку на заднем сиденье машины, которую они с ним купили вскладчину, шестьдесят на сорок, потому что в то время Адриан зарабатывал куда больше. И вот теперь Аллисон идет к себе в каюту, и когда видит, что Адриана там по-прежнему нет, ей становится муторно — дает о себе знать ее дурацкий, рассвирепевший живот.

— Кажется, меня сейчас вырвет, — говорит она Киту и, пошатываясь, проходит мимо иллюминатора в ванную, которая размером не больше стенного шкафа. Унитаз спроектирован норвежцами, у которых имеется своя теория на тот счет, как им пользоваться, но Аллисон на это наплевать, она наклоняется над унитазом, и ее тотчас выворачивает наизнанку.

— Ой… — произносит Кит.

Аллисон поворачивает норвежский кран, чтобы в унитаз стекла хотя бы струйка воды, и снимает забрызганную рвотой рубашку. Но где Адриан? Первый раз, когда ее вырвало, он держал ей волосы, как никто другой до него — нежными руками художника, привыкшего рисовать апокалипсис. На дворе было Рождество, и приступы тошноты напоминали что-то такое, похороненное в самом центре Земли. А теперь? Аллисон бросает сумочку к двери.

— С тобой все нормально? — спрашивает Кит.

— Меня всего лишь вырвало, — отвечает Аллисон. — Или ты не слышал? Все прекрасно. Ведь я замужем за одним из самых уважаемых художников комиксов Века Вулканов. Беда в другом — мне никогда не приходило в голову, что люди могут быть приветливы ко мне.

— Не вижу в этом ничего удивительного, — говорит Кит и несет ей стакан воды.

— Но потом им достаточно сказать всего одну вещь, и все летит к чертовой матери.

Аллисон ощущает прикосновение прохладного норвежского фаянса и еще глубже наклоняет голову в крошечный унитаз, словно хочет сказать нечто такое, что действительно беспокоит ее. Но ее беспокоит не это. Ее всего лишь вырвало. Беспокоит же ее тот факт, что она одна посреди океана.

— Однажды Адриан услышал, как я резко отозвалась о чем-то, и он даже не отложил ручку. У меня есть несколько любимых стихотворений Джона Донна, я помню их наизусть, и от этого мне грустно.

— Тс-с, — говорит Кит. Аллисон тем временем глоток за глотком пьет воду. — Не надо так громко разговаривать, Аллисон.

— Хочу и буду, — заявляет она и декламирует: — Там, где, подобно подушке на кровати, раздулся берег, чтобы стать местом отдохновения красавицы-фиалки, сидели двое, не мыслившие жизни друг без друга. Он мой единственный, Адриан.

— Ты действительно беременна? — спрашивает Кит. — Ты действительно беременна и любишь своего мужа?

— Я пишу диссертацию, — отвечает Аллисон, — и в центре ее теория о том, что это не твое собачье дело. Да, я часто люблю его. Я часто люблю его, и он все время мой муж.

Кит забрал у нее стакан. Аллисон поднимает глаза и, к своему ужасу, осознает, что он успел снять рубашку. Грудь Кита не идет ни в какое сравнение с грудью Адриана, волосы струятся по ней прядями, точно дым от сигареты. Интересно, в каком возрасте красивых мужчин учат подобным вещам — вот так взять и ввалиться в комнату, где женщине и без того паршиво, и пусть коктейли внушат вам, что это действительно вечеринка. Какие причины нужно привести, чтобы отговорить их от подобных неправильных шагов?

— Меня всего лишь вырвало, — говорит Аллисон. Когда в стенном шкафу одновременно находятся двое, вновь возникает ощущение аптеки. Или она действительно беременна? Но Кит уже положил руку на плечо Аллисон, положил так, чтобы она обратила внимание на то, как важен этот момент.

— Потанцуем?

— Нет.

— Но мы ведь только что танцевали, — настаивает Кит. — Я видел.

Аллисон еле заметно кивает.

— Я слышала песню.

— Да-да, любовь моя, да-да, — говорит Кит, и его рука перемещается ей на живот.

— Другую песню, — говорит Аллисон. — Ту, которую исполнял оркестр. Я помню ее еще со школы. Она спасла мне жизнь, как часто бывает с песнями. «Что бы я ни делал, я всего лишь убиваю время, чтобы быть ближе к тебе». Я эту песню имею в виду, Кит или как тебя там. Уходи, потому что я люблю его. Я его часто люблю. А в другие моменты…

— А в другие моменты бывает отпуск, — говорит Кит. — Вот и ты сейчас в отпуске.

— А в другие моменты на земле ад. Когда его со мной нет, вокруг поджоги и перестрелки, акулы и бармен, который жуткий поклонник.

Она поднимает глаза, и стенной шкаф идет кругом, словно у него тоже кружится голова.

— Я не могу одна. Мне нужна его помощь.

— Впечатляющая история, — говорит Кит, однако руки все же убирает. — Мне можно ее использовать?

— Ты можешь использовать что угодно, — отвечает Аллисон и вытряхивает содержимое сумочки по всей Скандинавии. — Мне из этого ничего не нужно. Полный бумажник денег, которые здесь никто не берет, завалявшиеся в сумочке мятные леденцы, и если тебе захочется повесить очки на шею, найдется веревка. Да, еще упаковка бумажных носовых платков, если ты вдруг всплакнешь, и набор для анализа на беременность.

— О господи! — восклицает Хиллари. Она застыла в дверях ванной, что, с одной стороны, довольно неожиданно, но с другой — очень даже предсказуемо. — О господи, ребята. Живо включайте телевизор. Включайте немедленно.

— Ты разве никогда не стучишь в дверь? — спрашивает Кит и нехотя натягивает рубашку.

— Произошла катастрофа, — говорит Хиллари, но Аллисон не видит глупого выражения ее лица, потому что в данный момент выполаскивает изо рта остатки рвоты и засовывает обратно в сумочку все ее содержимое.

— Я ненавижу тебя, — негромко говорит она Хиллари. — Твои комиксы — сущий идиотизм и к тому же ужасно нарисованы. К тому же ты дважды используешь одни и те же шутки. Например, заголовок твоих комиксов «Маскарад», но, не читая их, уже знаешь, чем там кончится дело. И ты, Кит, тоже. У твоих персонажей дурацкие огромные головы, и вообще, танцуя, не прижимайся ко мне своей джинсовой эрекцией.