Читать книгу "Внеклассное чтение. Том 1 - Борис Акунин"

Перешагнул через Митю и как был, в одной черной,перепоясанной кожаным шнуром рубахе, выскочил на поляну. Повертел головой туда-сюда,но Бабы Яги, как уже было сказано, и след простыл.

Тогда Лесной Царь обернулся к Мите и излил свой гнев нанего:

— А ну говори, чертенок, чей ты и из кадкой деревни! ИзСалтановки? Иль из Покровского? Все равно дознаюсь и назад отведу! Ах, чтоудумали, плебеи неблагодарные!

Сердито топнул ногой в коротком войлочном сапоге.

— Ну, что разлегся? Холод в избу напустишь! Заходи, не здесьже тебя оставлять. Но утром, так и знай, отведу тебя к попу в Покровское.Пускай он с тобой возится! Ну, вставай! — прикрикнул так свирепо, что Митяпопробовал подняться, вскрикнул.

— Что там у тебя такое? С ногой что? Легко поднял мальчика,внес в избу. Жилище на первый взгляд было самое простое: сколоченный из досокстол, вместо стула долбленый пень, небеленая печь, но на стене висели полки скнигами, а единственная свеча горела невиданно ярким, немигающим огнем.

Вон как Лесной Царь живет. Может, не такой он страшный, какпугала Малаша?

Властитель леса снял с Мити тулуп, хотел снять и валенки, ноМитя заверещал:

— Ай! Больно!

— Ага, значит, говорить ты умеешь. Ладно, после потолкуем.

Хозяин посадил Митю на лавку, вынул из сапога ножик иразрезал валенок. Пальцы у него были сухие, длинные, с коротко стриженныминогтями.

Осторожно потрогал лодыжку.

— Поня-ятно. На-ка, закуси. — Сунул в зубы сушеную баранку.— Зубами в нее, крепче.

И как дернет! Митя от боли баранку, что была тверже камня,пополам перекусил, слезы так и брызнули.

Но дед уже перетягивал ногу тряпицей, и боль отступила.

— Встань-ка.

Осторожно, еще не веря, Митя встал. Нога держала!

— Завтра похромаешь, а послезавтра будешь с горки кататься.Ерунда, обычный вывих, luxatio, — сказал старик.

Никакой он, разумеется, был не Лесной Царь, это Мите схолоду и страху такая чушь в голову взбрела, теперь сам устыдился, но услышатьлатинское слово из уст знахаря было удивительно. Образованный человек, ученыйкнижник проживает один, посреди дикого леса! Это ль не чудо? Митя воскликнул:

— Сударь, вас послало мне само провидение! Я вижу, что выдобродетельны и милосердны! Помогите мне спасти из рук злодеев одну благороднуюособу! Но прежде дозволено ли мне будет спросить, кто вы и отчего обитаете всей пустыне на отдалении от людей?

Знахарь отпрянул, воззрился на Митридата с изумлением. Потомприщурился, помахал рукой у себя перед глазами, словно отгонял наваждение.Когда оно не исчезло, сложил руки на груди в позе древнего стоика. Ответилмедленно, не отводя взгляда от Митиного лица:

— Кто я, желаете вы знать? Сие труднейший из вопросов, какиеможно задать человеку. Всю свою жизнь я положил на то, чтоб найти ответ. Волейслучая имею российское подданство и православную веру. Волей родителей ношу имяДанила. Нынешнее мое занятие — лекарь поневоле. А теперь, когда я, согласнозаконам учтивости, ответил на ваш вопрос, ответьте и вы мне, странный человечек,что вы такое? Инкуб? Гомункулус? Плод моего одичавшего воображения? Иль самСатана, принявший вид крестьянского мальчонки?

— Нет-нет, — поспешил рассеять его естественное сомнениеМитя. — Я самый обыкновенный смертный. Хоть я и молод годами, но много читал иразмышлял, отчего мой ум развился быстрее, чем это обычно бывает. Зовут же меняДмитрий Карпов.

Он поклонился, и человек, назвавшийся Данилой, ответил емуне менее вежливым поклоном.

— Клянусь Разумом! — воскликнул он. — Я читал о подобныхслучаях, но всегда почитал эти рассказы преувеличением. Теперь же вижу, что и всамом деле встречаются разновидности рассудка, созревающие быстрее обычного,как бамбук набирает высоту много быстрее прочих деревьев. Могу ли я спросить,сколько вам в точности лет, уважаемый господин Карпов?

— Шесть лет и одиннадцать месяцев без одного дня.

Данила поклонился еще почтительней.

— Для меня истинное счастье познакомиться со стольредкостной персоной. В бытность мою студентом Московского университета у насбыл один юноша много моложе и смышленее нас, ему едва сравнялось тринадцать, авсем нам, прочим, было кому шестнадцать, а кому и двадцать с хвостом. Ноговорить так осмысленно и складно в неполные семь лет! Поистине это достойновосхищения!

— Благодарю. — Митя опять поклонился, подумав, что средьбревенчатых стен убогой избушки эта церемонность выглядит престранно. — Но уменя совершенно неотложное…

— Он умер, бедняжка, — вздохнул старик, печально покивавкаким-то своим воспоминаниям. — От мозговой горячки. Так и не достигчетырнадцатого дня рождения. А какой мог вырасти талант, сколько бы пользыпринес отечеству и, быть может, даже всему людскому роду!

Дождавшись паузы, Митя открыл рот, чтобы объяснить пропикинское злодейство и отчаянное положение Павлины Хавронской, но Данила сновазаговорил:

— Жаль, что я не остался в стенах университета и не посвятилсебя науке с ранних лет. Сколько времени потеряно попусту. Увы! Родитель срождения записал меня в Семеновский полк и терпел мое учение лишь до тех пор,пока не открылась вакансия при дворе.

Только тут он спохватился, что не дает гостю и рта раскрыть.Виновато улыбнулся, а улыбка у лекаря поневоле (как он сам себя аттестовал)была мягкая, славная.

— Прошу покорно простить, что болтаю без умолку. Одичал тут,отвык без образованной беседы. Ко мне сюда заглядывают разве что местныепоселяне, а какой с ними разговор? Вы уж, любезный господин Карпов, потерпитемою словоохотливость некое время. Вскоре я наговорюсь вдосталь, и умолкну.

Что ж, рассудил Митя, так и в самом деле будет резонней.Известно, что невыговорившийся человек и слушает менее внимательно, а до утрадормез с дороги никуда не денется, времени довольно.

— И какова была вакансия, которую при дворе сыскал вашбатюшка? — спросил Митя на правах знатока. — Благодарю.

Последнее относилось к предложенному угощению — хозяин налилиз котелка пахучего ягодного взвару, придвинул хлеб, туесок с медом. Ох, как,оказывается, есть-то хотелось, после холодования, после страхов!

Данила сел напротив, отщипнул кусочек от каравая, но до ртатак и не донес.