Читать книгу "Портрет смерти. Холст, кровь - Алексей Макеев"

Он не стал снисходить до беседы со своим мучителем (что, в принципе, и понятно), сверкнул глазами, подпрыгнул, как на пружине. Но я не спал. Четвертый удар был тяжелый, как прокатный стан. Мне кажется, я сломал ему челюсть. Он рухнул, закатив глаза.

– Дорогая, ты нашла то, что нужно? – хрипло вопросил я.

– Держи, – она бросила мне моток капроновой веревки, катушку скотча. – И посмотри, пожалуйста, вот сюда.

В нижнем ящике комода лежала вороненая «беретта» восьмимиллиметрового калибра. Рядом с пистолетом лежал глушитель. Не долго думая, я забрал пистолет, понюхал ствол. Недавно стреляли. Я выбил обойму. В обойме не хватало двух патронов. Потрясающая беспечность. Любая экспертиза определит, что, по меньшей мере, двух киллеров у ворот полковника Конферо завалили из этого пистолета. Хотя с чего бы стали обшаривать личные вещи господина Воргена?

– Что ты делаешь? – ужаснулась Варвара. – Ты стер отпечатки пальцев Воргена, насадил свои. Могу поспорить, что пистолет не зарегистрирован на Воргена. Брось немедленно эту гадость…

– Перестань, – поморщился я. – Ворген не дурак, чтобы оставлять свои пальчики. Вытер, а прибрать пушку пока не успел. Он же не знал, что явятся двое идиотов. Согласись, дорогая, нам не составит труда сделать так, чтобы на рукоятке опять появились отпечатки господина Воргена? А с пистолетом мы с тобой король и королева…

Мы упаковали этого типа с особой тщательностью. А напоследок я еще раз звезданул его в лоб. Уже в коридоре я вспомнил, что мы не заперли дверь, но не придал этому факту большого значения.

Мы подкрадывались к гостиной, как кошка в траве подкрадывается к птичке. Из гостиной просачивался желтоватый свет. Мы спрятались за косяком, осторожно отогнули портьеру.

На журнальном столике горела настольная лампа. Интенсивность света была настроена на минимум. Но это не мешало рассмотреть двоих людей, сидящих в креслах. Лампа горела между ними. Изабелла располагалась к нам спиной, и нам пришлось наслаждаться опухшей физиономией Генриха, который был в своем репертуаре: мятый, нечесаный, с воспаленными глазами. Рука дрожала, когда он наливал в бокал из пузатой емкости.

Брат и сестра о чем-то говорили. Доносился приглушенный голос Генриха. Он еще не дошел до той кондиции, когда язык начинает заплетаться. Я не слышал, о чем он говорит. Сплошное «бу-бу-бу». Пришлось рискнуть. Генрих запрокинул голову, вливая в нее пойло, в этот момент я сел на корточки, оторвался от косяка, добрался лягушачьей поступью до спинки дивана, скрючился.

Стукнуло донышко бокала.

– Вот и поступай теперь, как знаешь, сестрица… – доносилось глухое бормотанье. – Разумеется, ты удивлена, а чего ты хотела? С твоей-то нерешительностью… Между прочим, могла огрести половину суммы… Э-э, да что теперь говорить… Ну, хорошо, хорошо, не зыркай на меня, выпью еще стаканчик и пойду. Не такой уж я алкоголик, как тебе кажется. Просто повод выпить чарку-другую у нас сегодня ночью знатный, согласись?

И снова застучало стекло о хрусталь. Изабелла помалкивала. Ей нечего было сказать. Генрих выпил, срыгнул.

– Господи, спать-то как хочется… А черта с два я сегодня лягу. Щас буянить пойду, построю тут всех к едрене фене, мать их… Ладно, не злись, сестрица, не буду никого строить. Пошли, что ли, спать? Не хочешь? Ну, сиди, с меня уже достаточно. Вздремну часок, пока не началось… – Генрих пакостно засмеялся.

Крякнуло кресло – он попытался из него выбраться. Первая попытка не удалась. Он ругнулся, встал, зацепившись за столик, побрел. Я напрягся, чтобы сбить его с ног. Но он ушел в другую сторону, не заметив нас с Варварой. Коллега не вынесла тоскливого одиночества, проползла, уткнулась мне в спину. Где-то далеко за поворотами хлопнула дверь: Генрих убрался в койку, «пока не началось». Всё, осталась одна Изабелла. Горничная и Марио, разумеется, спят, садовник с охранниками без нужды в дом не заходят. Я сжал рукоятку пистолета, с хрустом распрямил колени.

– Доброй ночи, Изабелла. Вам сегодня не спится, не так ли?

Ей не то чтобы не спалось. Она не слышала моих шагов. Распались верхние половинки махрового халата, обнажив безупречное декольте и кое-что пониже. Волосы женщины были рассыпаны по плечам, по бледному лицу блуждали блики света, холеные руки покоились на подлокотниках. Она изумленно смотрела в пространство, левая половина лица была сведена судорогой.

Изабелла умерла.

Подумав, я спрятал пистолет. Чудны твои дела, Великий мессир… Все, что творилось в доме, теперь придется осмысливать по-новому. Надоело уже. На цыпочках приблизилась Варвара, сдавленно охнула.

– Подожди, может, она еще не умерла… – она упала перед женщиной на колени, пыталась прощупать пульс, оттянула веко.

– Умерла? – полюбопытствовал я.

– Кажется, да… Андрюша, – ее голос задрожал. – Ты не думаешь, что нам пора сматываться отсюда?

Я бы с превеликим удовольствием. Но куда уж теперь?

– Как ты это представляешь?

– Позвони Липке, пусть поставит лестницу, он все равно ее далеко не уволок… забросит веревку…

Я не мог позвонить Липке, потому что не знал его номера. Мы не могли лезть через стену: сорок минут прошло, могли включить сигнализацию. Наверняка включили. Нормальные люди, обнаружив труп, звонят в полицию. Но вряд ли мы могли это сделать…

Она взяла себя в руки, сообразила, что все предложенное – голая утопия.

– Что же делать, Андрюша? – Голос Варвары был вялый, безжизненный.

Я опустился перед Изабеллой на колени. Превозмогая отвращение, приблизил нос к ее губам. Изабелла пила вино. Немного. Недавно. Что и подтверждал пустой бокал на журнальном столике. Но бутылка, из которой она пила, отсутствовала. Генрих унес ее с собой – вместе с той, из которой сам пил (сомневаюсь, что они пили из одной бутылки). Я готов был поклясться, что женщина приняла яд, не оставляющий следов в организме – во всяком случае, через пару часов этих следов уже не будет. И что ей уготовят? Несчастный случай? Сердечный приступ?

За спиной раздался шорох. Душа обмерла. Мы резко повернулись, чуть не закричав от страха. Я вскинул пистолет. И лишь немыслимым усилием воли заставил себя не надавить на курок.

Иначе стал бы детоубийцей…

Это был Марио в пижаме. Бледный, всклокоченный. По крайней мере, живой. Он стоял, опустив руки, посреди гостиной, выразительно на нас смотрел. Не на мать – на нас. Облизнул губы, словно хотел что-то сказать. Передумал, сделал шаг. Я медленно опустил пистолет. Он подошел поближе. Мы с Варварой должны были как-то отреагировать, но не нашли слов и дружно промолчали. Мальчик подошел вплотную к матери, наклонился. Я взял его за плечо. Он вздрогнул, вырвался.

И снова ничего не сказал. Попятился, не сводя с нас глаз. Что-то диковатое мелькнуло в его лице.

– Послушай, Марио, – выдавил я, – это совсем не то, что ты думаешь… Да, твоя мама умерла. Но она уже была такая, когда мы вошли…