Читать книгу "Возвращение - Бернхард Шлинк"

От ее голоса повеяло холодком.

— Что вы сказали? Вы хотите узнать, есть ли у наших детей сестры или братья от другого брака моего мужа? Нет, мы…

В дверь позвонили. Она с видимым облегчением пошла открывать новому гостю. Снова зазвонил звонок, и гости стали появляться один за другим. Когда все собрались, из кухни появился де Баур с двумя большими блюдами в руках, на одном — итальянская паста, на другом салат. На нем был фартук, и он, произнеся несколько слов по-итальянски, разыграл перед нами радушного итальянского ресторатора, которому все зааплодировали. Первым захлопал в ладоши Джонатан, потом к нему присоединились остальные. Я заметил, что мое поведение выпадало из общей картины, но заставить себя аплодировать я не смог.

Каждый брал еду с поставленных тут же блюд, наливал себе вино, усаживался куда хотел. Пришли и дети профессора, они ели вместе со всеми и вели себя раскованно. Когда они случайно оказались рядом со мной, я слишком долго и пристально стал их рассматривать; им стало неуютно под моим взглядом, и они перешли в другую часть комнаты, прежде чем я успел завязать с ними беседу.

Я с трудом переношу многолюдное общество не только потому, что перестаю слышать, о чем говорят. Я не могу поддерживать разговор. Я не нахожу нужного тона, я не могу говорить серьезно о несерьезных вещах, а о серьезных вещах несерьезно: либо я воспринимаю то, что говорит мой собеседник, слишком серьезно и начинаю так же серьезно отвечать, либо я воспринимаю это как пустую болтовню и реагирую пренебрежительно.

Мне не стоило вмешиваться в разговор о театральной пьесе, которую я не видел. Меня подтолкнуло то, что я за весь вечер ничего особенного еще не произнес. И еще потому, что я был зол.

Джейн, бывшая психоаналитичка, и Энн, бывшая учительница французского, недавно посмотрели «Мозаику», черную комедию в четырех действиях, которая произвела на них особое впечатление. Сюжет комедии был построен по образу и подобию экспериментов социального психолога Стенли Милграма, во время которых испытуемый должен задавать вопросы другому человеку, участвующему в опыте, и за неправильные ответы наказывать отвечающего ударами тока, причем увеличивать силу тока, пока человек не закричит от боли, не станет молить о пощаде и наконец не умолкнет. Удары тока ненастоящие, отвечающий только изображает боль, а ученый объясняет испытуемому, что эксперимент служит науке, и если испытуемый медлит с выполнением задания, то ученый побуждает его продолжить эксперимент. Если испытуемый не видит, а только слышит второго участника, то максимально увеличивают силу тока 65 процентов испытуемых, если испытуемый видит его, то показатель снижается до 40 процентов, а если испытуемому приходится насильно удерживать этого человека, то показатель составляет 30 процентов.

Джейн была шокирована поведением испытуемых.

— Ведь это подтверждает правоту Ханны Арендт,[30]не правда ли? Зло банально, и нормальный человек способен на любой чудовищный поступок, когда кто-нибудь, обладающий авторитетом, побуждает его к этому.

Энн с ней не согласилась:

— Не может быть, чтобы от тридцати до шестидесяти процентов всех людей были такими же послушными Эйхманами![31]Я в это не верю. Я не верю в то, что Эйхман и другие просто исполняли свой долг. Они наслаждались тем, что творили, они с охотой и радостью совершали жестокости. Ты разве не видела «Выбор Софи»?[32]

— Никто не совершает жестокости только по приказу, — вмешалась в разговор Кэтрин, бывший врач. — Я тоже видела «Мозаику». Ужасны и мучительны не только удары тока, но и сами вопросы. Неужели вы этого не заметили? Ведь это вопросы, не имеющие ответов. Тот, кто задает такие вопросы, склонен мучить людей.

— Это только в пьесе так. У Милграма вопросы были ограничены заданной темой: руководитель эксперимента читал вслух текст, а испытуемые должны были запомнить содержание.

Именно это меня возмутило больше всего. Неужели Джейн, Энн и Кэтрин не видели, что этот эксперимент — чистая подлость, независимо от того, как формулировались вопросы и связаны ли они были с дополнительными мучениями? Однако, прежде чем я это произнес, одна из молодых студенток сказала:

— Ведь невозможно… нельзя, чтобы экспериментировали с живыми людьми!

— Нельзя? — в разговор включился де Баур, прежде слушавший молча. — Испытуемые у Милграма говорили об этом иначе. Для них этот эксперимент был возможностью лучше узнать себя и, — он сделал небольшую паузу, — узнать, что такое страх.

Он произнес это так, словно поставил в разговоре точку. И отвернулся от говоривших.

— Если все, что дает возможность познать себя, является положительным, то в мире не существует ничего отрицательного, — сказал я, все еще кипя от возмущения.

Де Баур снова повернулся к нам:

— Разве это не прекрасно? Что в этом неправильного?

В его голосе я услышал издевательские нотки. Его слова услышали и другие студенты и с интересом окружили нас.

— Дурное не может стать хорошим только потому, что из него делается некий моральный вывод.

— Разве нельзя учиться на ошибках? Неужели существуют только непреложные мнения?

Стоявшие вокруг рассмеялись.

— Мнение ничего не меняет в том, что произошло. Мы по поводу всего можем составить мнение: по поводу добра, по поводу зла, по поводу событий, которые сами по себе ни хороши, ни плохи.

— Что такое событие, как не толкование, которое мы ему даем? Почему мы не можем составить мнение, что нечто, показавшееся нам сначала дурным, является в конечном счете благом?

— Но ведь эксперимент не был благом. Людей обманывали и использовали, заставляли их делать нечто, чего бы они иначе не стали делать. Вы хотите, чтобы с вами так обошлись?

Де Баур поднял руки, словно защищаясь, снова опустил их и засмеялся.

— Разве нужно, чтобы я хотел? Разве не достаточно того, что я готов предположить, что способен на это — ради науки и прогресса?

— Мне позволено причинить другим то, на что я готов сам пойти? Золотое правило вам кажется слишком мягким? Не желаете ли вы установить более жесткое, железное правило?

Я бы не произнес этих слов, если бы не был столь возбужден. Неудачный разговор с его женой, неудачная попытка завязать разговор с детьми, мое замешательство в компании, неловкое участие в споре с Джейн, Энн и Кэтрин, угол, в который загнали меня вопросы де Баура, его насмешка, — я был так возбужден, что мне мало было выследить зверя, надо было взять его на мушку.