Читать книгу "Днем и ночью хорошая погода - Франсуаза Саган"

Дорис (оторопело): Но… Но я думала, вы лодочник…

Зельда: Может, ты обойдешься без снобизма?

Лоранс и Этьен покатываются со смеху.

Дорис (обиженно): О чем ты? Какой снобизм? Мне совершенно все равно, чем мсье… то есть чем Поль занимается: садовник он, лодочник или буйно-помешанный.

Зельда: Ну вот, опять ты! Это бестактно!

Дорис (четко выговаривая слова): Все! Хватит! С меня достаточно!

Этьен: Дорис, дорогая, не надо так нервничать. Зельда просто хотела сказать, что наш «шестой» имеет к тому же склонность к садоводству. Господин Мансар, то есть Поль, поедет с нами в Каренак и станет опекать там и розы, и нашу дорогую Зельду. Вот и все, что тебе хотели объяснить.

Дорис: Хорошо, так бы сразу и сказали.

Этьен: Это было не так просто сделать. Мы же не могли сказать тебе: «Вот господин Мансар, через “а”, который был лодочником в Брабане, а летом поедет садовником с Зельдой в Каренак». Ты все равно ничего не поняла бы. Ну ладно, что, пойдем? (Подталкивает Дорис, Лоранс и Зельду к двери и останавливает проходящего мимо Поля.) Я очень рад, что вы поедете с нами, мсье. Не потому, что вы садовник, а потому, что вы займетесь Зельдой. Возможно, она вам уже говорила, но я хочу сказать сам: мы с женой всегда были большими друзьями. И любой, кто сможет способствовать ее душевному равновесию или счастью, будет мне другом.

Поль: Очень любезно с вашей стороны, что вы так говорите.

Этьен: Я хотел, чтобы вы не испытывали неловкости.

Поль (улыбаясь): Я никогда не испытываю неловкости, тут другое. Но я хочу заверить вас, что сделаю все, чтобы она была счастлива… Что же до ее душевного равновесия, вы же, как и я, отлично знаете, что оно всегда было отменным…

Он выходит, а Этьен несколько мгновений стоит у двери, озадаченно глядя ему вслед.

Конец первого действия.

Действие II

Сцена 1

Большой дом на юго-западе Франции. Смесь роскоши и семейных воспоминаний, смягчающих эту роскошь. Гостиная, сверкающая полированным деревом, за окнами — солнце. Шторы в глубине приспущены, чтобы сохранить в помещении прохладу и полутень. Чувствуется, что снаружи очень жарко. Зельда в халате, насвистывая, ставит в вазу цветы. Входит Лоранс, тоже в халате, и останавливается в дверях.

Лоранс: Зельда, вы уже на ногах? В такую рань? Что случилось?

Зельда: Лоранс, правда, я чудесно смотрюсь? Сегодня я играю в молодую женщину, которая на заре ставит в вазу цветы в своем прелестном загородном домике; в милую, веселую хозяюшку, украшающую свой прелестный домик к приезду гостей. Правда, чудесная композиция? (Наклоняется к букету, принимая позу, как на открытке.)

Лоранс (смеясь): Правда, вы само совершенство. Но скажите честно, что вы делаете в такую рань?

Зельда: А вы, юная дева? Какая бессонница, какое застарелое отрочество привело вас на рассвете в эту гостиную?

Лоранс: Меня разбудил петух. Это тоже напоминает открытку, но это чистая правда: моя комната выходит окнами прямо на курятник, а эта тварь не знает устали.

Зельда: Надо будет свернуть ему шею или поменять вам комнату. А меня разбудил мой садовник, когда отправлялся на свои грядки. Похоже, садоводством можно заниматься только на заре. Мне здо́рово повезло… Хотите чашечку чая? Там, на подносе.

Лоранс садится и, помешивая ложечкой в чашке, смотрит на Зельду, которая продолжает возиться с букетом.

Эти яблоневые ветки немного густоваты, вам не кажется? И в этом красном пятне я не уверена… (Отступает на шаг.) Ах, а вообще-то мне совершенно все равно. Плевать мне на этот букет! Что изменится, скажите мне, от того, удачно или неудачно я расставлю эти цветы? Интересно, как это женщинам, которые живут, так сказать, нормальной жизнью, удается не спятить окончательно. Чтобы вести домашнее хозяйство, надо быть маньяком, психоманьяком, ненормальным. Вы не находите?

Лоранс: Боюсь, что в этом смысле я до ужаса нормальна. С утра до вечера пребываю в полном беспорядке и сплошных развлечениях. Знаете, Зельда, мне так нравится Каренак, это просто чудесное место!

Зельда: Надо же? Мне очень приятно. Я и сама любила Каренак, когда была маленькая, да и потом тоже. Очень и очень любила.

Лоранс: А почему в прошедшем времени?

Зельда: В прошедшем? И правда. Я уже сама заметила, что после Брабана о многих вещах говорю в прошедшем времени. Но в некоторых случаях я этому рада.

Лоранс: Например?

Зельда: Например, я очень любила кокаин, я очень любила стомиллионные ставки, я очень любила всякую уличную шпану, я очень любила допинг, я имею в виду и людей, и таблетки.

Лоранс: А теперь вы больше не любите всего этого?

Зельда: Нет. Вернее, у меня нет желания проверять, люблю я это или нет, что очень важно для спокойствия бедной Дорис и бедного Этьена. Врачи сделали свое дело: они меня «успокоили». А может, уже возраст сказывается?

Обе смеются.

Не смейтесь, не смейтесь, мне скоро тридцать четыре. Вам-то, наверное, на десять лет меньше?

Лоранс: На девять. Но вы такая молодая… Если бы меня спросили, сколько вам лет, я не смогла бы ответить.

Зельда: В действительности я должна выглядеть на тридцать один. Три года вне жизни! С другой стороны, три года вне жизненных неурядиц. Странно было бы, если бы я набрала в Брабане, в Швейцарии, все эти банкетные килограммы, алкогольные мешки под глазами, морщинки от смеха. Хотя морщинки у меня как раз есть. Смотрите: тут и тут. (Наклоняется к Лоранс.) Несправедливо, вам не кажется?

Лоранс: Нет, это морщинки от Поля.

Зельда: Верно-верно. Глупо с моей стороны так говорить. Вы не представляете, как мы смеялись с Полем… Мы прятались в его сарае, как школьники, сбежавшие с уроков. Я целый год пробыла одна в этой клинике, в этом бежевом аду. А потом еще два года — тайно встречаясь с любовником. В свои тридцать четыре года я, умная, тонкая (во всяком случае, меня такой считают), если не в здравом рассудке, то со здравым смыслом, дрожала от страха, чтобы под моим любовником не скрипнула половица, чтобы за его спиной не открылась вдруг дверь, пока мы любим друг друга, чтобы меня не вытащили силой из его постели или чтобы в Брабане просто-напросто не сменили лодочника. Что мне тогда было бы делать? Кого умолять? Правда?

Лоранс: Простите, что я спросила вас, Зельда, меня это не касается… А впрочем, это дурацкая фраза: «Меня не касается». Ведь я по-настоящему люблю вас. Ну а сейчас вы счастливы? Все хорошо?