Читать книгу "Рассказы на ладони - Ясунари Кавабата"

Из всех младенцев мальчик народился последним. Мать его была толстушкой, но таз у неё оказался узковат. Трудные были роды. Потом у неё случился какой-то спазм, даже помочиться не могла. Потом на второй день помочилась — мы тут все и обрадовались. Первые роды у неё были. Раньше, правда, выкидыш у неё случился.

Моей дочке шестнадцать лет. Очень она малышом заинтересовалась, запросто к соседям заходила. Все об этом знали. Сидит себе сидит, да вдруг с места сорвётся, к соседям бежит на младенца посмотреть. Как накатывало на неё.

И вот как-то пришла с улицы, села передо мной и говорит: «Папа, а правда, что к Симамура их прежний ребёночек вернулся?»

— Не может быть! — выпалил я.

— Ты так думаешь?

Её глаза как-то потускнели. Но она ещё не отчаялась. Запыхалась, бежала во весь дух. Я не знал, что ей и сказать. Может, и не нужно было так её охолаживать?

«Что, снова к Симамура ходила на ребёночка поглядеть?» — ласково спросил я. Дочь кивнула. «И что, он правда такой красивенький?»

— Пока непонятно. Родился ведь только.

— Ну и что ты там интересного услышала?

— Да вот смотрю, смотрю я на мальчика, а тут тётенька Симамура и говорит — а ты знаешь, Ёсико, что к нам наш прежний ребёночек вернулся? Тётенька Симамура ведь и раньше рожала, правда? Вот я и подумала, что это она о нём говорит.

— Вот оно что… — сказал я, затрудняясь с ответом. Так странно мне это показалось. — Наверное, ты не расслышала. Она хотела сказать, что как было бы хорошо, если бы он вернулся. Да и как про него узнаешь? Мы ведь даже не знаем, был ли это мальчик или девочка. Ведь тётенька Симамура не по-настоящему тогда родила. — Да, ты прав.

Мне показалось, что я убедил её. У меня самого осталось чувство какой-то недоговорённости, но Ёсико успокоилась. Поэтому я и не стал продолжать разговор. На самом-то деле выкидыш у Симамура случился на шестом месяце, так что вряд ли осталось секретом, кто это был. Но я не стал этого говорить.

Слух о том, что супруги Симамура твердят о том, что к ним вернулся их прежний ребёнок, распространился среди всех наших. Дошёл он и до моих ушей.

В разговоре с дочерью я воскликнул «Не может быть!», полагая, что разговор о возвратившемся ребёнке — глупость. Однако по размышлении я решил, что это, может быть, не совсем так. В давние времена подобные разговоры никто не счёл бы бреднями. Да и сейчас такие люди тоже ещё остались. Сами Симамура были, наверное, твёрдо уверены в том, что их неудавшийся ребёнок переродился в нынешнего сына. Даже если считать их соображения за чрезмерную чувствительность, эта уверенность служила им утешением и подпорой.

Прошлый ребёнок был зачат в те три дня, на которые вернулся отец во время передислокации его части. Выкидыш случился, когда он был на фронте. Сын родился через год с небольшим после демобилизации. Вполне можно представить, что они испытали после потери первого ребёнка.

Ёсико всегда говорила о нём, как о живом. Она называла его «этот малыш». Однако никто из деревни не держал его за живого. И только сами Симамура говорили о нём, как о народившемся. Я не хочу сказать, что этот малыш был человеком в полном смысле этого слова. Ведь он прожил свою жизнь в утробе. Он не видел солнечного света. Может, и души у него ещё не было. Но люди всё равно окружали его. И, быть может, его жизнь была безоблачной и счастливой. В любом случае он хотел жить.

Конечно, я не могу утверждать, что сын Симамура был точно таким же созданием, что и их первый ребёнок. Но мы не знаем, какая биологическая и душевная связь между ними. Не знаем мы, как, когда и откуда берутся те силы, благодаря которым зарождается жизнь. Жизнь первого ребёнка и второго — это разные жизни? Или же обе они составляют часть чего-то более общего? Поэтому голословное утверждение о невозможности перерождения, перерождения покойника в живого, является не более, чем предположением. Твёрдо заявлять о возможности перерождения или же его невозможности мы не имеем никаких оснований.

По размышлении я могу теперь в точности сказать, что раньше вся эта история с выкидышем была мне в общем-то безразлична. Однако теперь всё изменилось. Я ощущал настоящее сочувствие. И стал думать об этом малыше, как о живом.

Когда стало известно, что жена Симамура избавилась от своих спазмов, дочка отправилась к ней посоветоваться насчёт домашнего задания по труду. Помимо прочего, ею двигало ещё и любопытство. Поскольку тётушка Симамура прожила какое-то время вместе с матерью в Токио у родственников, особой стеснительностью она не отличалась. Вернулись они потому, что дом во время бомбардировки сгорел. Я же был ответственным в нашей десятидворке за противопожарную безопасность и потому временами посещал эту семью, состоявшую из беременной дочери и старенькой матери.

Меня назначили на эту должность, поскольку я был единственным мужчиной, кто не ходил на работу. К тому же от природы я робок и потому чрезмерными придирками людям не надоедал. Ночному дежурному я рекомендовал приносить с собой книжку подлиннее — чтобы до рассвета хватило, старался поменьше тревожить сон людей. Обходы на своей одной ноге делал, за затемнением следил. Но это всё. Хорошо, что в Камакура за всю войну ничего такого не случилось.

В начале весны, когда уже зацвела слива, во время ночного обхода я заметил, что с кухни Симамура пробивается свет. Я зацепил палкой за калитку, но как-то неловко — она выпала у меня из руки и свалилась за забор. На следующий день я хотел было пойти забрать её, но постеснялся. Что я скажу? Вот, ходил тут ночью и палку обронил. А днём пришла беременная Симамура, стоя у ворот, позвала Ёсико.

— Это, наверное, твой отец во время обхода палочку обронил.

— А где вы её нашли?

— Да вон, у калитки.

— И как это его угораздило?

— Так ведь темно же было.

Мы все жили в узком, даже по Камакурским меркам, ущелье. Во время воздушной тревоги я первым бросался к пещере на горе. Оттуда были видны все дома моей десятидворки.

В тот день был налёт. Слышались взрывы. Уже добравшись до входа в бомбоубежище, я увидел, что Симамура стоит на тропинке. Сделав несколько шагов вниз, я закричал: «Скорее, скорее!»

— Вы только посмотрите на этих птичек!

И действительно — на старой сливе я увидел нескольких птах. Они отчаянно взмахивали крылышками, но взлететь не могли. Это были какие-то конвульсии в закрытом пространстве, где стенами служили зелёные ветки. Когда какой-то из птичек удавалось подлететь к ветке, она всё равно не могла усесться на неё. То лапки разъедутся, то назад опрокинет…

Симамура добралась до пещеры, но и оттуда она продолжала наблюдать за сливой. Она сидела на корточках, плотно обхватив руками колени, и смотрела на сливу.

В бамбуковую рощицу со страшным скрежетом врезался осколок.

Когда я размышляю обо всех этих разговорах про перерождения, я всегда вспоминаю тех птичек. Симамура была тогда беременна в первый раз. Это уже потом она родила без происшествий.