Читать книгу "Кости Луны - Джонатан Кэрролл"

8

Я проснулась. Проснулась дома. Я была дома, в реальном мире. Также я знала — моментально, инстинктивно, — что никогда больше не увижу Рондуа, что бы там ни произошло с моим сыном. Вот почему Чили позволил мне присутствовать, пока объяснял условия испытания: он тоже знал, что я больше не вернусь.

Отбросив одеяло, я метнулась прочь из комнаты, из кровати, отовсюду. В квартире было темно, хоть глаз выколи; только сквозь шторы пробивался свет фонарей. Я вбежала в гостиную, проверить, кто там — Пепси или Чили. Но там никого. Нет, не совсем…

— Ой!

Элиот, спавший на кушетке в гостиной со времени отъезда Дэнни, вскинулся и непонимающе воззрился на меня:

— Что такое? Каллен, в чем дело?

— Где ребенок? Где Мей?

— Господи, Каллен, что случилось? Что такое?

— Да где ребенок?!

— Баиньки, в кроватке. Успокойся ты! Что с тобой такое? Что-нибудь не так?

Одолев последние несколько шагов, я уткнулась взглядом в темную колыбель, моля, чтобы моя девочка — хотя бы она — была на месте, чтобы все было в порядке. Все нормально. Мей не спала и очень сердито смотрела на меня.

Выхватив ее из кроватки, я прижала малышку к своей пылающей груди. Мей расплакалась, но это было не важно. Важно, что она в порядке и ей ничего не грозит.

Прижимая дочь к себе, я оглядела комнату. На кушетке — только простыни и отвернутое одеяло, примятая подушка у подлокотника.

— Каллен, не будешь ли ты так добра сказать мне, в чем, черт побери, дело?

— Мне приснился рондуанский сон. По-моему, Пепси погиб. Я… не хочу говорить. Мне нужно немного походить, потом расскажу.

Элиот сел на кушетке и не сводил с меня глаз, пока я мерила шагами гостиную. На нем была красная фланелевая пижама, и волосы на голове стояли торчком. Мне вспомнилось прикосновение к волосам Пепси — это было только что. Я прибавила шагу.

В конце концов я опустила взгляд на Мей и увидела, что она заснула у меня на руках. Подойдя к кроватке, я осторожно уложила дочку и накрыла одеялом, которое совсем недавно трогал Пепси. Я не сводила с нее глаз. Мне обязательно было нужно знать, что она здесь, даже во сне.

Пересекла гостиную и специально села в кресло Элиота. На подлокотнике по-прежнему оставалось шоколадное пятно. Я чувствовала себя совершенно обессиленной.

— Кофе хочешь? Сейчас заварю, — произнес Элиот уже на полпути к кухне.

Я слушала, как он там возится, и вспоминала Джека Чили, пьющего воду из-под крана. Интересно, стакан так и остался в раковине?

— Каллен, без кофеина у вас не осталось. Сходить принести?

— Да нет, все нормально.

— Ладно тебе. Подожди секунду, я спущусь и принесу. У меня как раз есть твой любимый сорт, от «Дейли грайнд». Я быстро.

У двери он обернулся и громко спросил, не хочу ли я чего-нибудь еще. Я ничего не хотела; я хотела лишь узнать, как там мой сын. Со стороны двери донесся лязг многочисленных замков, и Элиот сказал, что, мол, сейчас — одна нога здесь, другая там.

Дверь с оглушительным грохотом ударилась о стену. Элиот ойкнул и вскинул руки — на площадке что-то происходило.

Затем послышался другой звук — звук резкого глухого удара, самый громкий в моей жизни.

Элиот неразборчиво буркнул и рухнул плашмя на площадку. Все произошло слишком быстро, чтобы я успела что-либо осознать. Я видела, как Элиот упал; видела, как из головы его выплеснулась кровавая радуга и запятнала пол.

Кто-то склонился над ним и размозжил ему голову. Раз, другой, третий. Каждый удар звучал глуше и мокрее.

Затем Алвин Вильямc вскочил с колен, и вот он уже у меня в квартире, втаскивает за собой Элиота.

Наконец я поняла, что происходит. Метнулась налево, к Мей, но Алвин Вильямc крикнул, чтобы я не двигалась. Захлопнул дверь ногой, и я увидела, что на нем новенькие белые кроссовки.

В правой руке Алвина была, кажется, монтировка, вся заляпанная кровью и чем-то еще.

— Не шевелитесь! Даже не думайте!

Он склонился над Элиотом и снова обрушил монтировку на его неподвижное тело. Выпрямившись, обтер инструмент ладонью, а ладонь — о штаны.

— Наника нонимасэ. Это по-японски. Означает: «Хотите выпить?» Теперь я знаю японский. Я учился!

Он переступил порог гостиной, и я вскинула руку, как с Вебером Грегстоном и цыганкой. Из моей ладони ударил фиолетовый дуговой разряд, замкнувшийся на монтировке, по которой побежали зеленые и золотые огоньки.

— Здорово! — воскликнул Вильямc, разглядывая их свечение.

Но это был просто свет, за ним не крылось никакой волшебной силы. Я вскинула другую руку. Опять ничего. Алвин сделал еще шаг. Монтировка светилась.

— Вы перестали мне писать! Я вам не нравлюсь! Я встала, потеряла равновесие, снова села. Он не сводил с меня глаз.

— Что тебе нужно, Алвин?

— Что? Мне нужно письмо! Вы должны написать мне письмо!

Вне себя от злости, он резко махнул монтировкой и зацепил торшер. Тот упал и погас. В комнате стало наполовину темнее, вдобавок подала голос Мей.

— Письмо? Хорошо, письмо так письмо. Вот, уже пишу: «Здравствуй, Алвин…»

— Нет, не так! Настоящее письмо, с марками. Из Японии. Аригато![79]На имя сегуна!

— Хорошо, Алвин, я должна взять бумагу. Бумага есть в спальне. Пройдем в спальню.

— Черт побери, как мне нужно это письмо! Почему у вас здесь нет бумаги?

В пяти футах от меня он сделал шаг к кроватке. Я повторила его движение:

— Не трогай ребенка? Ребенка только не трогай, Чили! Не смей его трогать!

Услышав это имя, Алвин явно растерялся и замер. В отчаянии я снова вскинула руку. Сработало же это с Вебером.

Опять зажегся разряд, на сей раз медленно и лениво. Над комнатой поплыла разноцветная радуга. Подняв руку, Вильямc собрал свет в ладонь. И проглотил.

Он сделал еще два шага к кроватке и теперь глядел прямо на нее. Однако я опередила Алвина и заслонила кроватку собой.

Монтировка продолжала светиться. Сквозь живот Алвина Вильямса тоже мерцал свет. Мой свет. Мое волшебство. Исчезли без остатка.

— Здравствуйте, миссис Джеймс. Помните меня? Искренне ваш, Алвин Вильямc.

Он поднял над головой светящуюся монтировку. Он хотел меня убить, так что я прыгнула как можно дальше от кроватки. Может, покончив со мной, он остановится…

Комнату сотряс грохот, словно взрыв бомбы, и на мгновение я подумала, что Алвин меня уже ударил, потому что в то же время ярко полыхнул белый свет.