Читать книгу "Семь футов под килем - Владимир Шигин"

Во второй половине XVIII века начали использовать толченый уголь, затем французский химик К. Бертолле предложил обжигать бочки для хранения воды. В какой-то степени эти меры способствовали сохранности воды, но зато она приобрела желтоватый цвет и неприятный привкус (очевидно, вследствие растворения продуктов перегонки древесины). Впоследствии для сохранения качества воды в бочки начали помещать серебро.

И, наконец, французский врач Пуасонье де Перьер изобрел куб для перегонки морской воды, названный его именем. Он позволял получать воду, приторгую для питья, однако требовал дефицитного топлива. И все же это уже в определенной мере проблему воды решало.

* * *

Во время нахождения судов в порту горячую пищу во избежание пожаров готовили в специальных портовых кухнях.

Портовые кухни — чрезвычайно интересная и начисто сегодня забытая страница бытовой истории нашего флота. Они представляли собой длинные здания с очагами в рост человека. Воду для варки брали часто тут же в гавани, а потому се чистота была весьма сомнительная. Военные моряки обычно варили себе пищу в казармах, матросы купеческих судов предпочитали питаться в портовых кабаках, но так было далеко не всегда. У военных, как всегда, что-то было поломано, а у торговых от питья в кабаках быстро кончались деньги.

Кухни военных кораблей всегда располагались отдельно от кухонь торговых судов. Порядок там был строже. Каждое судно имело свой котел. Если судов в порту скапливалось особенно много, то корабельные коки делили каждый из котлов на несколько команд, соблюдая при этом установленную очередность и выделенное время для варки пищи. Начальник портовых кухонь (имевший классный чин) был человеком весьма авторитетным и в городе уважаемым. Разумеется, он зачастую умудрялся на «приварках» сбивать себе неплохой капитал.

За варку пищи существовал особый портовый налог в пользу города. В каждой российской портовой кухне в обязательном порядке существовали отделения для англичан, голландцев, немцев, шведов и т.д. Каждая нация питалась отдельно от остальных. Таков был неписаный закон во всех портах Европы!

К примеру, в Кронштадте все команды готовили пищу в одной огромной портовой кухне, хотя и в разных отделениях. Но даже несмотря на это, постоянно возникали недоразумения. Так, наши коки в постные дни готовили пищу на постном масле, от этого стоял жуткий чад. Не выдерживая его, иностранные коки врывались в русское отделение кухни, хватали еду и выливали ее в воду. Наши, разумеется, тоже, опустив руки, не стояли. Надо сказать, что в коки на парусном флоте брали самых сильных и умевших за себя постоять. В этом был свой смысл, ведь коку надо было не только веслом в котле с кашей ворочать, но и при раздаче еды кулаком осаживать особо ретивых артельщиков.

Столкновения в портовой кухне весьма часто перерастали в драки, а порой и в настоящие побоища. Так как в разгар навигации в Кронштадте иностранных торговых судов было больше, чем наших, то и иностранных коков тоже было больше. Как правило, они и одерживали верх в кухонных баталиях. Поэтому моряки на всякий случай всегда ходили на кухню с веслами и дрекольем в руках и группами по сотне человек. Только в 1873 году кронштадтские портовые власти официально запретили судовщикам ходить на кухню с веслами наперевес.

Среди коков в портовой кухне парила строгая иерархия, что как-то помогало поддерживать порядок. Старший из коков портовой кухни имел почетное звание «кока-адмирала», второй по важности именовался «кока-капитана над портом», затем шли «кок-полицмейстер» и «коки-полицейские». Старшим коком назначался тот, чье судно первое приходило в Кронштадт с началом навигации. После ухода этого судна «адмиральское» звание передавалось второму по времени судну, но обязательно той же нации, что и первое. Каждый кок, кроме «адмирала», при своем представлении ставил всем коллегам водку или ром Быть «адмиралом» на портовой кухне было весьма почетно. В Кронштадте обычно ими являлись англичане, которые очень гордились своей кухонной привилегией и принимали все меры, чтобы в будущую навигацию снова стать первыми.

Говоря о питании наших моряков в портовых кухнях, следует отметить, что там питались обычно только нижние чины. Офицеры, семейные и имевшие квартиры в данном порту, питались обычно у себя дома, а во время несения стояночной вахты, тем, что давала с собой жена. Холостяки и имевшие жен в других городах, предпочитали хорошие трактиры и ресторации, где можно было относительно недорого позавтракать, пообедать и поужинать. Таких заведений всегда хватало в любом порту.

Из воспоминаний адмирала И.И. фон Шанца: «Теперь расскажу, как мы, порядочные молодые офицеры, кормились в Свеаборге. Обед обыкновенно приносился из клуба, или офицеры сами ходили туда обедать. Содержательницей клубного буфета в 1821 и 1822 годах была некто госпожа Флейшер, добродушная толстая немка из Гамбурга, целые дни хлопотавшая без устали, что, однако, нисколько не мешало ей по целым часам болтать с любимыми ею мичманами. Питая с малолетства глубокое отвращение ко всякого рода кредитным сделкам, и в особенности к мелочным долгам, я всегда платил мадам Флейшер наличными деньгами, молодецки истребляя ежедневно у буфета громадное количество бутербродов. Этой способностью вскоре обратил на себя внимание, как исключение между товарищами, довольствовавшимися обыкновенно одними шнапсами и платившими вообще по третям, а иногда и в вовсе неопределенные сроки. Однажды она до того утомилась, что потихоньку предложила снабжать меня и моего сожителя обедом вместо установленной цены 35 за 25 копеек. Обед приносился к нам обыкновенно из клуба в судках, и лейтенант К. делил его, совершенно по-братски, пополам. Но, как он употреблял водку и пиво, то довольствоваться третью приносимой ординарной порции, а я двумя оставшимися на мою долю третями, с прибавкой огромного количества казенного ржаного хлеба, не всегда мог утолить свой волчий аппетит. В таком случае нехваток обеда пополнился 2 французскими булками и 2 — 3 чашками жидкого кофе, и притом еще разбавленного жиденькими сливками. Удовлетворившись таким образом, мы чувствовали себя как нельзя лучше и принимались каждый за свой кейф. К. играл на флейте, а я ложился на кровать, помечтать о том о сем Понежившись с час времени, мы начинали вой филологические занятия… Вечером же, когда не сиделось дома, мы обыкновенно отправлялись в клуб».

* * *

Особое внимание обращалось на питание больных в портовых госпиталях. Зачастую госпитальные начальники кормили больных так же, как и здоровых, без учета необходимости свежих овощей для ослабленных организмов. Об одном таком случае говорят итоги депутатского (адмиральского) смотра Кронштадтского госпиталя в 1741 году: «В кронштадтской морской госпитали усмотрено, что в пищу больным употребляется ныне каша, а по регламенту в нынешнее время велено употреблять травы, чего ради определили: пока оные травы и коренья в огородах поспеют, ныне собрать в лесах снить и другие удобные в пищу травы и употреблять, следуя силе регламента по докторскому рассуждению в пищу болящим…»

К концу XVIII века в российских портах была существенно улучшена система хранения продуктов. Была продумана особая система вентиляции, которая исключала появление в продовольственных хранилищах крыс, пауков и тараканов. В ларях были установлены специальные подвижные полки для встряхивания сыпучих продуктов, что хорошо предохраняло их от слежалосги. Тщательно была продумана и методика долгой сохранности квашеной капусты, которая имела важное значение как хорошее профилактическое средство от цинги. И теперь и наши моряки ели ее даже на экваторе без всякой плесени. Это обеспечило практическое отсутствие заболеваемости на наших парусных судах в многочисленных кругосветных плаваниях первой половины XIX века.