Читать книгу "H2O - Яна Дубинянская"

Ключ провернулся два раза, не встретив ни малейшего сопротивления. Виктор нажал на ручку, и дверь тут же подалась — легко, без скрипа. Одинарная створка. С единственным замком, и наверняка при желании и минимальном умении его можно отомкнуть чуть ли не дамской шпилькой, если взломщикам не придет в голову поискать ключи. Попробуй тут не припомнить ряды кодовых и электронных замков на твоих собственных, многослойных и бронированных входных дверях… Как он может так жить?

Что ж, присмотрись повнимательнее, как он живет. Может быть, и вправду что-нибудь поймешь.

— Идем, — кивнул Женьке.

…Шаги по чужому дому — всегда гулкие, звучные, скрипучие, словно призыв к далекому отсутствующему хозяину. Прекрати разводить досужие фантазии, можно подумать, ты когда-либо раньше проникал вот так в чужие дома. Здесь у него кухня, нормальная холостяцкая кухня с микроволновкой, тремя тарелками, одной чайной и одной кофейной чашкой. Давай дальше, не будешь же ты заглядывать к нему в холодильник. Санузел, опять-таки неинтересно; хотя подожди, на полочке ни бритвы, ни лосьонов или пенок для бритья — значит, не просто ненадолго отлучился из дому, а уехал как минимум на пару дней… если он, конечно, не носит бороды. Ну что, проверишь, на месте ли зубная щетка?

Усмехнулся безмерной наивности своего «расследования», опереточного, взятого в кавычки. Брось, ты тут вовсе не для этого. Детальный обыск, если понадобится, проведут люди Валевского, и проведут профессионально, дабы извлечь максимум информации об объекте из любого нюанса обстановки, из каждой его личной вещи. Тебе же сейчас важно совсем другое. Уловить, почувствовать, ощутить на зыбком, почти иррациональном уровне, насколько ты прав — или ошибаешься. Присутствует ли в доме, в самих его стенах и атмосфере, нечто неправильное, нелогичное, дающее основания и право для подозрений и беспокойства. Понять, действительно ли этот человек неслучаен здесь и опасен для тебя.

Странно ставить перед собой такую цель — тебе, такому прагматичному и реальному во всем, чем ты занимаешься и чего стремишься достигнуть. Но сейчас, когда ты сам запускаешь — уже запустил — цепную реакцию ирреальных, контрафактных по отношению к обычному, прежнему миру событий и явлений, придется кое-что пересмотреть и совершить некоторое усилие. Тут не помешала бы болезненная интуиция Сашки Гутникова. Которого тоже, как назло, некем здесь же, на месте, заменить.

Женька шел за Виктором, стараясь попадать след в след, будто они передвигались по минному полю. Осматривался по сторонам уже не с восторженным любопытством, а настороженно и боязливо, как если бы каждую секунду ожидал появления какого-нибудь монстра из системного блока компьютера или из стенного шкафа. Интересно, ощущает ли мальчик хотя бы краешком подсознания, что бродит сейчас по дому, где живет его родной отец?

В кабинете Виктор задержался, огляделся по сторонам. Значит, здесь он и работает. Хорошая, недешевая машина. Выгодно он сменил специальность: программисты по нынешним временам — привилегированный слой, одна из самых высокооплачиваемых профессий. Другое дело, что нынешние времена заканчиваются. По большому счету, сегодня последний день нынешних времен.

Присел на вращающийся табурет, посмотрел в окно поверх монитора. За работой он, получается, видит море. Твое море; известно ли ему об этом?

На заснеженном пляже уже не было ни собаки, ни маленького старичка. Ровный морской горизонт с одной стороны обрамляли горы, нечеткие в туманной дымке, с другой над скалистым берегом нависали под параллельным наклоном стволы сосен, за которыми совсем уж еле-еле просматривалось небольшое белое строение, ротонда или беседка. И немного отчетливее — темная, вроде бы женская фигура внутри.

А ведь это — там. Санаторий.

Передернул плечами, отвел глаза. Затем порывисто встал и направился в коридор. Женька поплелся следом.

Деревянная лестница вела на первый этаж. Нежилой, прикинул на глаз Виктор, перегнувшись через перила. Стена напротив двери кабинета казалась слепой, там явно чего-то не хватало: то ли картины, то ли стеллажа, то ли зеркала. Зато под самым потолком пестрела какая-то странная, неуместная здесь вещица, и Виктор прищурился, пытаясь разглядеть ее получше, а заодно поймать за хвост нечто неуловимое, ассоциативное, нет, никак, надо посмотреть поближе…

— Сними, — скомандовал Женьке.

Парень сбегал на кухню за табуретом, влез на него и, балансируя, отцепил непонятную штуку от стены, где осталась торчать шляпка гвоздя. Пружинисто спрыгнул и протянул Виктору:

— Вот.

Это был соломенный домик, игрушечный или сувенирный. Из окошка выглядывал свернувшийся клубком кот, а на островерхой крыше лепилось к трубе маленькое гнездышко, свитое из соломинок и травинок, очень похожее на настоящее.

Примятое и пустое внутри.

* * *

Последние распоряжения он отдавал уже в аэропорту:

— Отгрузить по двести тонн на объекты два и два-бис. На четвертый сто пятьдесят.

— Как только подвезут, сразу приступайте к сборке.

— Подтверждаю. Нет, не в понедельник. Сегодня.

— Как договаривались, Тимофей Ильич. Да, уже.

— Мы все обсудили, убытки вам возместят. Выполняйте.

— Ладно. Продолжать розыски.

— Продублируйте счета в Центробанке. Это все, что от вас нужно, Олаф. Поправляйтесь.

— Никого не отпускай, никаких выходных. Будете встречать оборудование.

— Хватит, Инка. Не время для истерик.

— Именно так. Готовность номер один.

Туманная дымка, с утра висевшая в воздухе влажной взвесью, к моменту взлета совершенно расчистилась. Самолет набирал высоту в ярко-синем небе, и, распластав лицо об иллюминатор, Виктор видел внизу ярко-синее море, вогнутое, словно эмалевая чаша с извилистым белым ободком береговой линии. Сверкающий кобальт, лазурь, ультрамарин. Глубокий, насыщенный, сильный цвет. Новый цвет твоей победы и свободы.

Перестань. Тебе не нужна больше эта грубая колористическая наглядность, примитивное отображение ключевой идеи в общепонятный визуальный символ, призванный сплотить вокруг нее максимум союзников, распознающих друг друга по цветовому признаку, будто солдаты одной армии, игроки спортивного клуба или члены бизнес-корпорации. Да и союзники как таковые тебе больше не нужны. Это твоя и только твоя свобода, которая будет принадлежать целиком и полностью тебе одному. Ведь иначе и не бывает. Если понимать под свободой именно ее, а не что-нибудь приблизительное, похожее, но по сути совершенно другое.

Нет у нее никакого цвета.

Только формула.

Они уже летели над континентом, и внизу появились первые облака, постепенно соткавшись в непрозрачную преграду, похожую на заснеженную и обманчиво близкую фальшивую землю. Ей не было видно конца и края; Женька и тот вскоре отвернулся от иллюминатора.

Тоже правильно и необходимо сейчас. Не смотреть вниз. Запретить себе не то что вглядываться — даже вспоминать о той катастрофической бездне, которая зыбко покачивается под брюхом самолета, под твоими ногами. Ожидая: вдруг ты совершишь неверное движение, допустишь малейшую ошибку, просчет, неточность; вдруг твои враги окажутся сильнее и быстрее, ударят по всем направлениям твоего замысла раньше, чем он успеет воплотиться в конкретные формы; или вдруг тебе просто не повезет, в безупречное построение вклинится какая-нибудь мелочь, песчинка, и от нее разбегутся во все стороны змеистые трещины, нарушится баланс, все накренится, покосится, рухнет под откос…