Читать книгу "Люди Солнечной системы - Сергей Синякин"

Баскунчак посидел немного, но ничего особенного не происходило, более того — вообще ничего не происходило. Была дорога, дорогу окружала степь, и все это накрывала огромная синяя чаша неба. По синеве бежали белесые блики.

Он вернулся в холл. Наверное, так чувствует себя в момент кражи вор, опасающийся, что его застанут хозяева. И вместе с этим происходящее казалось Дмитрию бредовым сном из тех, что снятся усталым людям перед рассветом.

Помедлив, он толкнул следующую дверь.

Ощущение было такое, словно Баскунчак разглядывал мир с террасы высокого здания.

С этой высоты лес был как пышная пятнистая пена; как огромная, на весь мир, рыхлая губка; как животное, которое затаилось когда-то в ожидании, а потом заснуло и поросло грубым мохом. Как бесформенная маска, скрывающая лицо, которое никто еще никогда не видел.

Внизу шевелился лес, менял окраску, переливаясь и вспыхивая, обманывая зрение, наплывая и отступая, издевался, пугал и глумился лес, и весь он был необычен, и его нельзя было описать, и от него тошнило. Но самым необычным, самым невозможным, самым невообразимым в этом лесу были люди, и поэтому прежде всего Дмитрий Баскунчак увидел их. Они шли к вездеходу, крошечные, тонкие и ловкие, уверенные и изящные, они шли легко, не оступаясь, мгновенно и точно выбирая, куда ступить.

Некоторое время он наблюдал за людьми, затем снова сфокусировал взгляд на лесе. Ему казалось, что сейчас произойдет что-то необычное, но он никак не мог понять, куда нужно смотреть, чтобы это необычное увидеть. Он напряженно пытался охватить взглядом сразу все пространство, открытое ему.

От напряжения глаза стали слезиться, и в то самое мгновение, когда нестерпимо захотелось моргнуть, он наконец увидел желаемое. Это проявилось, как изображение на фотобумаге, как фигурка на детской загадочной картинке «Куда спрятался зайчик?» — и, однажды разглядев это, больше невозможно было потерять его из виду. Оно было совсем рядом.

Огромный живой столб поднимался к кронам деревьев, сноп тончайших прозрачных нитей, липких, блестящих, извивающихся и напряженных; пронизывающий плотную листву и уходящий выше в облака. Он зарождался в булькающей жирной пучине, которую Дмитрий сразу же окрестил клоакой, плюющейся клейкой пеной на плоские зеленые берега.

Запах разложения, запах тлена заставил Дмитрия брезгливо поморщиться, он пытался сдержать себя, но запах разлагающейся плоти лез в ноздри, заставляя подсознание рождать страшные и невероятные картины, он пугал неотвратимостью смерти, и это заставило журналиста шагнуть назад.

Запахи холла быстро отрезвили его. В холле привычно пахло кожей, пылью, в эту гамму запахов вплетались еле слышимые вкусные запахи еды, проникавшие даже сквозь плотно прикрытые двери бара.

При воспоминании о еде Баскунчака замутило, и он торопливо шагнул к следующей двери, еще не решаясь открыть ее, но нестерпимо желая этого.

За дверью ему открылась панорама странного мира.

Багровое закатное солнце скатывалось за лес. Было так тихо, что слышался шорох листьев, звон кузнечиков в траве, далекая жалобная песнь какой-то невидимой птицы. С юга-запада, из-за леса, тянуло влажной соленой прохладой. На огромной зеленой поляне, что была перед Дмитрием, цвели крупные, как на Северном Урале, колокольчики. Только они были не синими, а густо-коричневыми с фиолетовым отливом по краям лепестков и, словно подсолнухи, следили за солнцем, подставляя ему свои раскрытые чашечки. В густой сочной траве пестрели маленькие цветы, напоминающие чем-то багрово-белые георгины. Но от того, что лепестки этих цветов были раз в десять меньше, чем у георгинов, цветы казались хрупкими, беспомощными и вызывали жалость, как все беспомощное. Лес, окружающий поляну, темнел плотной непроходимой мрачностью. С нижних сучьев деревьев свешивались длинные темно-зеленые бороды мхов. С востока над лесом нависали такие же мрачные, почти черные скалы.

Над этим странным, очень похожим на земной, но всетаки чужим миром фиолетово светились усыпанные звездами небеса. Звезды были яркими, они сплетались в странный незнакомый узор, и добавлением к этому невероятному узору на небе светились два месяца — один огромный, желтый, с неровностями полуосвещенных цирков на кромке, второй — маленький, красный, который заметно передвигался по небосклону.

Дмитрий снова посмотрел на поляну.

По поляне цепочкой двигались люди. С расстояния, отделявшего журналиста от поляны, люди казались крошечными, но, вглядываясь в них, Дмитрий различал, что часть людей была одета в нечто, напоминающее пестрые спортивные костюмы, другая же — меньшая — часть движущейся в цепочке людей была в бесформенных шкурах.

Люди скрылись в лесу.

Некоторое время над миром стояла тишина, потом раздался длинный басовитый звук, и в почерневших небесах проплыл диковинный корабль, напоминающий одновременно неповоротливую черепаху и стремительного дельфина.

Уже более уверенно Дмитрий Баскунчак вошел в следующую дверь.

И здесь его спокойствие было поколеблено, более того, он испытал потрясение. Вместо очередного непривычного, но всетаки живого мира Дмитрий увидел пепел и развалины.

Нет, поначалу он увидел внизу черное море, море это колыхалось ленивыми волнами, и только вглядевшись, Дмитрий понял, что это сплошной ковер цветов, похожих на бархатно-черные маки. Заросли этих цветов протянулись до самого горизонта, а возможно, цветы были единственным растением, что жило здесь. Они заменили все — леса, кустарники, тростники, травы. Как ребра громадных скелетов, виднелись среди черного ковра улицы городов, красными ранами ржавели железные конструкции. Нигде ни живого существа, ни деревца — только одни-единственные черные маки!

От увиденной картины по спине Баскунчака прошел холодок. Машинально он тронул усы, прикрыл глаза, но, когда открыл их, картина не изменилась. Неблагополучием и страхом несло от этого мира, смертью и ужасом, словно когда-то здесь вскрикнули разом в предсмертном вздохе несколько миллионов человек, и этот крик продолжал колебать и шевелить взошедшие на крови маки. Стало душно, и рука Дмитрия непроизвольно потянулась к верхним пуговицам рубашки.

Непослушные пальцы рванули пуговицы из петель, но легче дышать не стало, и Дмитрий опомнился, лишь оказавшись в полутемном холле.

Нет, черт побери, неблагополучные миры жили за голубовато светящимися стеклянными дверьми!

Опасно было испытывать дальше собственное везение, но, начав свои тайные путешествия, Баскунчак уже не мог резко оборвать их. Не мог он отказаться от прикосновения к тайне, к загадкам, так притягивавшим его к себе с детских лет, когда каждая книга, прочитанная Баскунчаком, была откровением, каждый рассказ будил любопытство и нетерпеливое желание познать мир, когда казалось, что жизнь бесконечна, а мир познаваем.

Он встал и решительно толкнул следующую дверь.

Вернее — хотел толкнуть ее, но остановился. Возле двери лежал предмет, в котором по очертаниям и форме можно было безошибочно узнать оружие. Никогда Баскунчак такого оружия не видел, приспособление было тяжеленное, гладкое, масляное, надежное, с удобной рифленой рукоятью, которое так и просилось в ладонь. Баскунчак воровато огляделся по сторонам и, убедившись, что он перед дверью один, торопливо присел на корточки. Похоже, аппарат был большой убойной силы, но как к нему подступиться, Баскунчак не знал. Трудно было сообразить, каким образом этой штукой пользуются. Ахнет — костей не соберешь! Нет, в общем, какое-то сходство с обычным пистолетом все-таки имелось — рукоять, ствол, из которого торчал тонкий голубой стержень, и с казенной части блестели полупрозрачно два полированных голубоватых кругляша. Два плоских магазина по обеим сторонам ствола торчали… В Дмитрии проснулся мальчишеский интерес и тяга к оружию. Скажите, кто бы отказался иметь у себя нечто необычное и смертельно опасное?