Читать книгу "Здесь обитают призраки - Джон Бойн"

Я поднялась в детскую гардеробную; здесь в шкафу и комоде по левую руку хранились наряды Изабеллы, в шкафу и комоде справа — одежда и обувь Юстаса. В углу стояли чемоданы — я взяла первые же два, что попались мне под руку, и принялась швырять туда вещи.

— Что вы делаете? — раздался голос у меня за спиною; я обернулась в испуге и увидела, что Изабелла и Юстас проснулись — они стояли на пороге в ночных сорочках, с одной свечою на двоих.

— Она нас бросает, — со слезами в голосе сказал Юстас и прижался к сестре, ища утешения. — Я же говорил, что она нас бросит.

— Какая жалость, — отвечала Изабелла. — Но она молодец, долго продержалась, правда?

— Я тебя не брошу, милый мой мальчик, — сказала я, приблизилась, ладонями обхватила его щеки и легонько поцеловала. — Я никогда не брошу вас обоих, слышите меня?

— А зачем вещи собираете?

— Она собирает не своивещи, Юстас, — заметила Изабелла, ступив в комнату и оглядев содержимое чемоданов. — Сам посмотри. Она собирает наши вещи. — Она нахмурилась и взглянула на меня. — Но ведь это абсурд, — наконец проговорила она. — Нас что, отсылают из дома? Вы же знаете, что нам нельзя уезжать из Годлин-холла? Нам не полагается уезжать. Она не отпустит.

— Она — это кто? — напрямик осведомилась я.

— Мама, разумеется, — пояснила Изабелла, пожав плечами, будто очевиднее ответа и быть не могло. — Она может заботиться о нас только здесь.

— Ваша мама умерла! — вскричала я, в досаде своей встряхнув ее за плечи. По губам ее скользнула тень улыбки. — Ты же это понимаешь, правда? Она больше не может о вас заботиться. Зато я могу. Я жива.

— Ей это не понравится, — отметила Изабелла, вырвалась и поспешно ретировалась за дверь; Юстас кинулся за нею. — Говорите что угодно, Элайза Кейн, а я с вами не поеду. И Юстас тоже. Правда, Юстас?

Он переводил взгляд с нее на меня и обратно, не постигая, на чьей он стороне. Мне, впрочем, было некогда; собственно говоря, я вовсе не собиралась увозить детей из Годлин-холла, я лишь хотела сделать вид, будто их увожу. Хотела внушить ей, что таково мое намерение.

— Идите оба в постель, — отмахнулась я. — Я скоро к вам приду, и мы поговорим.

— Так тому и быть, — улыбнулась мне Изабелла. — Но вам это решительно не поможет. Мы не уедем.

Они разошлись по спальням и затворили двери, а я замерла в темном коридоре, тихонько дыша, разрешив себе ненадолго расслабиться.

И в этот миг холодные руки стиснули мне шею — я упала, в ужасе распахнув глаза. Меня придавило тело, я чувствовала кошмарную его тяжесть, но ничего не видела. Было темно, лишь одна свеча горела на стене посреди коридора, но я понимала, что и в ослепительном свете летнего полудня я бы никого не узрела — лишь я сама лежала бы на полу, кривя лицо и руками цепляясь за воздух, тщась вырваться из чудовищной хватки.

Я хотела было позвать на помощь, но слова не шли из горла, невидимые ноги оседлали меня, колено ударило в живот, грудь прострелило ужасной болью. Я боялась, что призрак протаранит мое тело насквозь, раздерет меня пополам, и уже заподозрила, что настала моя последняя минута; руки сжимали горло все крепче, дышать стало нечем, в глазах все гуще темнело.

Затем раздался оглушительный негодующий рев, призрака сдернуло с меня, и я услышала вопль, женский вопль, — второй призрак оттолкнул ее к стене и сбросил через перила; я отчетливо расслышала, как тело кубарем катится по ступеням, а затем повисла тишина — мертвая тишина.

В воздухе поплыл аромат корицы. Я больше не могла удерживать себя.

— Папенька? — закричала я. — Папенька, вы здесь? Папенька, это и вправду вы?

Но ничто не нарушило безмолвия. Оба призрака словно исчезли. Я откашливалась, но горло ужасно саднило, и болела грудь. Быть может, что-то у меня внутри разорвалось, в эту самую минуту некий священный сосуд незримо плещет кровью, и это кровотечение меня прикончит. Что ж, с этим ничего не поделаешь. Я оставила детские чемоданы на площадке и устремилась наверх, к себе в спальню.

Я бежала по коридору, и картины на стенах одна за другою соскакивали с гвоздей и падали, отчего я всякий раз вскрикивала и прибавляла шагу. Одна полетела мне в лицо, промахнувшись на считанные дюймы, и я помчалась еще быстрее, распахнула дверь и захлопнула за собою, гоня прочь мысль о том, сколь мало значения это имеет: двери призраку не помеха. Быть может, она уже здесь. Поджидает меня.

Но в спальне было тихо. На меня накатил новый приступ кашля, а когда он миновал, я села на постель, раздумывая, как поступить дальше. У меня была одна надежда. Быть может, призрак атакует меня столь яростно, что второй призрак, мой папенька, прекратит ее существование. Я даже не знала, возможно ли это. Ее убили один раз, и она осталась в мире живых; а вдруг второй раз ее и не убьешь? Вдруг с тех пор она бессмертна? И откуда мне знать, что папенька сильнее, чем она?

От громоподобного рева оконная рама сорвалась с петель, вовсе вылетела из дома, с грохотом рухнула с третьего этажа, и звон стекла, разлетевшегося на тысячу осколков, едва не заглушил воя ветра и крика, сорвавшегося с моих уст. Спальня моя открылась стихиям. Я кинулась к двери, ища спасения, но меня оттолкнуло назад, и оба призрака едва меня не расплющили — я очутилась между ними, лицом к Сантине, спиною к папеньке. Я закричала, вырываясь, но они были слишком могучи, и то была нечеловеческая мощь, однако я, слабейшая из нас троих, как-то умудрилась выскользнуть, добралась до двери, вылетела наружу и захлопнула дверь. Коридор лежал в руинах. На полу валялись разбитые картины, ковер содрали с пола, перекрутили и разорвали на куски. Обои шелушились, и гниющая, влажная каменная громада стен истекала некоей первобытной жижей. Очевидно, что Сантина рассвирепела, ибо я не желала умереть; теперь она вознамерилась уничтожить все. Если я желала ее разъярить, я своего добилась. Я домчалась до конца коридора и распахнула дверь, не зная, куда бежать дальше.

За потайной дверью мне предстояла лестница, а затем еще две.

Одна вела на крышу, куда отправляться небезопасно, другая — в комнату к мистеру Уэстерли. Я горестно возопила. Мне не следовало сворачивать сюда. Надо было вернуться на площадку и бежать во двор. Сильнее всего, всего ожесточеннее призрак бесновался в доме. Чем дальше от дома, тем надежнее. Я обернулась на дверь своей спальни — там раздавался ужасный рев, воинственные крики, но я заподозрила, что, минуй я дверь снова, она почувствует меня и я окажусь посреди поля боя, откуда могу и не вернуться живой. Внезапно обретя решимость, я развернулась, взбежала по лестнице, распахнула дверь на вершине и поспешно захлопнула ее за собой.

Глава двадцать третья

В тишине комнаты хрипел мистер Уэстерли. Я прижалась ухом к двери и прислушалась, понуждая себя сдержать слезы, переводя дух, а затем, набравшись мужества, обернулась к телу на постели.

От жалости у меня екнуло сердце. Предо мною лежала страшная оболочка человеческого существа. Руки застыли поверх одеяла, ладони распухли, нескольких пальцев недоставало, от других остались одни культи. Лицо его не походило на лицо. Он был почти совершенно лыс, искореженный череп превратился в сплошной неисцелимый кровоподтек, а левый висок и щеку диковинным манером перекосило, и взгляд мой отказывался на них сосредоточиться. Левый глаз выбит; вместо него зияла багрово-черная дыра. Правый глаз, как ни странно, остался цел, ресницы его и веки были единственной человеческой чертою этого человека; зрачок в голубой радужке пристально, живо вперился в меня. Нос в нескольких местах сломан. Зубы выбиты. Губы и подбородок срослись в сплошное месиво, и неясно было, где естественная краснота губ превращалась в противоестественно алый подбородок. Кусок челюсти вовсе отсутствовал, и я видела эмаль, видела кость. И однако, невзирая на весь этот ужас, меня переполняло одно лишь сострадание. Жесточайшее злодейство его жены, думала я, — дозволить ему выжить в подобном состоянии.