Читать книгу "Время жестких мер - Алексей Пронин"

– Вот именно, – разозлился Богоявленский, слез с верстака и начал вышагивать по сараю. – Не только наша жизнь, но и наше сознание – полная лажа и неразбериха! Это дело настолько занимало мои мысли, Я САМ дал Харчевскому не тот адрес, по которому он должен был отправить тебя! Дело Гангреевой висело над душой, а у меня все Лида из головы не шла. Я был погружен в себя, переживал, выстраивал варианты развития событий. Вызвал Харчевского, продиктовал адрес: улица 26 Бакинских комиссаров… И даже не дошло. Уже потом, когда тебя там засекли, я стал вспоминать. Вместо улицы 28 Героев-панфиловцев, я назвал улицу 26 Бакинских комиссаров. Хотел сказать одно – сказал другое. Машинально. Звучит похоже, согласись. У Талысиной дом 17, квартира 17, но дикция у работников по понедельникам та еще, тебя понесло в восемнадцатый дом, в восемнадцатую квартиру…

– Но я потом нашел Талысину…

– Да, я помню, ты рассказывал. Ты спросил у соседки про Татьяну, проживающую в квартире напротив. Ты не называл фамилию. Ты сказал – Татьяна. Там действительно проживает разведенная Татьяна по фамилии Сурикова, которая уехала на Алтай. Разумеется, я стряхнул с тебя это дело, перекрестился. Но тебя стали регулярно замечать на улице Бакинских комиссаров… Глупо, черт возьми.

– Глупо, Михал Михалыч. Что случилось на пикнике? Июль текущего года, вы вышли из отпуска, мы пили водку и ели шашлык на этой самой даче. Вы тоже здесь были. Смеялись, пили, рассказывали, как хорошо в Индии, где вы, оказывается, не были…

Богоявленский схватывал на лету.

– Мир тесен, Паша. Мир невероятно тесен. У Харчевского была хорошая зрительная память. Лиду доставили из Москвы в этот дачный кооператив. Временно. Совпало так, что у одного из «мозговедов» – талантливого психотерапевта – дача в этом поселке, он согласился временно приютить слабоумную женщину. Жены нет, забор высокий, он мог ее наблюдать, тешить свое профессиональное самолюбие… Улица Лосиная балка, вблизи бора. Ей дозволялось выходить из дома, подходить к ограде. Назовем это состояние «ждущий режим». Был человек, который за ней присматривал… Ты в курсе, что существует масса техник, позволяющих менять сознание людей? На даче с ней работали, вводили в гипнотический транс, задавали программу. Вряд ли Лида сможет вспомнить тот печальный отрезок своей жизни. Потом ее увезли в другое место. А почему ты решил вспомнить тот пикник? Неужели на нем?..

– Ничего особенного. Лариса подслушала нашу беседу в курилке под лестницей, когда Рудик узрел в моем телефоне фото Лиды, оперативно вмешалась, прогнала Рудика, а уж вечером…

– Да не нужно было этого делать! – взорвался Богоявленский. – Скрипник совсем слетел с катушек! Существуют же иные способы! Да, неприятно, Харчевский вспомнит, где видел Лиду, начнете копать, кому принадлежит дача, что на ней происходило. И куда вас заведет любознательность? Собственно, и второго твоего дружка, дипломированного психиатра, не было нужды убирать. Да, он вышел на моего «специалиста» по пересадке душ – отследил путь доставки редкого препарата – ну и что? Препарат не запрещен, доказать ничего невозможно… Хорошо, он твоего опера оставил в покое – парень сам подхватил бандитскую пулю…

– То есть вы не давали санкции на устранение моих друзей?

– Конечно нет. Скрипник понимал проблему в меру своей испорченности.

– Вы его убили?

– А вот это, Паша, не твоего ума дело. – Богоявленский, казалось, немного смутился.

– Не проще было убить меня?

– Проще, – простодушно согласился шеф, – но два убийства в одной конторе одно за другим – звучит подозрительно. Какой смысл тебя устранять, если ты во всем признался своему закадычному оперу? Мы искали Лиду, мы землю рыли, чтобы ее добыть. Лариса подала идею – нужно просто отслеживать тебя. Влюбленные – они как дураки и пьяницы, им везет, они обязательно встретятся! У тебя еще есть вопросы?

– Два вопроса, – подумав, подсчитал Смолин. – Зачем направили Садюка ликвидировать Лиду? Вы в своем уме были?

– Кого? – не понял Богоявленский.

Пришлось объяснять.

– Это не мы. – Богоявленский даже как-то забеспокоился. – Тема, кстати, интересная. Если помнишь, я говорил про типа, норовящего прикончить мою дочь. Некто господин Вазаретти. Он, видимо, нанял не только частного сыщика. Специалисты подсказали, кого тут еще можно найти… В любом случае, мы поступили правильно, когда изъяли Лиду из ее халупы, чтобы временно поселить в деревне Пальменка…

– И прикончили похитителей.

– Да и черт с ними. Общество не многого лишилось. Никто не ожидал, что Лида проявит прыть. Мозг человека – сложное устройство, никогда не угадаешь, на что он способен… Известий от Садюка заказчику не поступило, какое-то время он, стало быть, решил выждать…

– Меня вы тоже убьете?

– Это последний вопрос? – насторожился Богоявленский. Он ненароком приблизился, стоял буквально в метре.

– Да.

– Будь спокоен, тебя не убьют. Но над головушкой поработают. Заодно проверят одну научную гипотезу. В лучшем случае ты просто забудешь, что с тобой было… за отчетный период. В худшем… честно говоря, не хочу тебя обнаде…

Он рванулся, чтобы схватить Богоявленского за ногу. Затея могла бы прокатить, но от боли потемнело в глазах, он закричал, Богоявленский отпрыгнул, разозлился.

– Скотина ты, – процедил он сквозь ухоженные зубы, – не успокоился еще?

Ярость ударила степенному адвокату в голову. Он ударил пленника под ребро острым носком. Боль швырнула Павла на спину. Он стиснул зубы, чтобы не закричать, а Богоявленского уже несло, он потерял контроль над собой, врезал по виску. Сознание понеслось со скоростью пули…

Он долго и болезненно приходил в себя. Открыл глаза – все было мутно, плавало, двоилось. Кто-то сидел рядом с ним на коленях, вытирал ему платком кровь с лица. Он приподнялся, стал усиленно моргать. Увидел глаза Киры, заволновался. Нет, она не Кира, ее зовут…

– Я знаю, как тебя зовут, – прошептал он.

– Отлично, – вздохнула она. Наклонилась, поцеловала его в лоб. – Ты мне когда-нибудь обязательно об этом расскажешь…

Он встал на колени, потряс головой. Боль и просветление шли в ногу. Они сидели на полу в сарае. Неподалеку кто-то находился, усердно кряхтел, ворочался. Яркости в глазах пока не прибывало.

– Ты кто? – спросил Смолин.

– Конь в пальто, – сварливо отозвался знакомый голос. – Меня зовут Виктор.

– А где тот парень, которого зовут Михал Михалыч?

– Оглянись.

Силы так называемого добра явно перегибали палку. Нога Смолина уже не покоилась в туго зажатых тисках (хотя и болела, как последняя сволочь). Свято место, однако, не пустовало. Вместо его ноги в тисках теперь находилась… голова Богоявленского. А тело мелко дрожало.

– Здорово, – не совсем уверенно заметил Смолин, – хотя и цинично. Наши в городе?