Читать книгу "Непогребенный - Чарльз Паллисер"

Сержант сделал отметку в блокноте.

– Теперь я должен спросить, в каком состоянии были комнаты, которые вы осмотрели? И не бросились ли вам теперь в глаза какие-нибудь перемены?

– Никаких. Насколько я могу судить, раньше все было в том же виде.

– Вероятно, вы хотели сказать, сэр: за исключением того, что в общей комнате наличествуют следы обыска?

– Нет, сержант, я хотел сказать именно то, что сказал; как, впрочем, и всегда. У меня такой принцип: говорить именно то, что думаю, и думать, что говорю. Если вы будете так любезны это запомнить, процедура сведется к минимуму.

Меня раздражало, что он продолжал глядеть на меня с прежней невозмутимостью. Помолчав, он произнес:

– Когда вы прибыли, вы застали комнаты в том же состоянии, что и сейчас, сэр?

– Именно. Если быть абсолютно точным, в этой и общей комнате, а в других я не был, на мой взгляд, ничто не изменилось с тех пор, как я явился к мистеру Стоунексу сегодня без двадцати пять.

– А как же беспорядок в той комнате, выдвинутые ящики, разбросанные бумаги и прочее?

– Повторяю, сержант, то же я застал и в прошлый свой приход.

– И как мистер Стоунекс объяснил этот беспорядок?

– Самым естественным образом. По его словам, он кое-что искал.

– Что?

– Документ.

– Юридическую бумагу? – проворно спросил сержант.

– Нет. Рукописный отчет об убийстве настоятеля Фрита. Сержант нахмурился:

– Чьем убийстве?

Объяснения заняли некоторое время: сержант ничего не слышал об убийстве Фрита и подумал, что речь идет о преступлении, совершенном не так давно.

– Мистер Стоунекс сказал, что перед вашим с мистером Фиклингом приходом открыл ящики и разбросал по полу их содержимое так, как вы видите сейчас?

– Да, пожалуй. Хотя сейчас, пожалуй, беспорядка больше. Нет, не стану утверждать, что прежде беспорядок был такой же.

Он долго писал. Потом произнес внезапно:

– С каких пор вы обитаете у мистера Фиклинга?

– Приехал во вторник вечером.

– Давно вы с ним знакомы?

– Мы дружны больше двух десятков лет.

– Случалось вам бывать здесь у него прежде?

– Нет, – ответил я и нехотя признался: – До прошлого вторника я не виделся с ним двадцать лет.

– Не рассказывал ли он вам о каких-либо своих затруднениях?

– Мистер Фиклинг не говорил мне ничего такого, что могло бы иметь отношение к данному трагическому происшествию.

Сержант продолжал тем же тоном:

– А Слэттери? Его вы давно знаете?

– Мистера Слэттери я впервые в жизни увидел приблизительно за полчаса до того, как встретил вас.– Мой голос прозвучал на удивление сварливо. От этого мне стало казаться, что я лгу. Кроме того, направленность допроса нравилась мне все меньше и меньше.

– Вы ни разу прежде не говорили с ним и не видели его?

– Никогда. – Тут мне вспомнилась фигура, виденная ночью.– То есть... Нет. Никогда.

– Кажется, вы заколебались, сэр?

– Нет, я никогда прежде не встречал мистера Слэттери.

– Не упоминал ли о нем мистер Фиклинг?

– Нет. То есть не припомню, чтобы упоминал. Может, он говорил об органисте, когда я еще не знал, что это его друг.

– Органист? Вы имеете в виду мистера Слэттери?

– Да.

– Мистер Слэттери – помощник органиста.

– В таком случае, полагаю, о нем речь совсем не заходила. Я думал, мистер Слэттери – органист.

– Понятная ошибка, сэр. Мистер Слэттери фактически исполнял обязанности органиста, поскольку старый джентльмен, держатель этой должности, серьезно болел. Однако мистер Слэттери находится на этом посту временно.

– Понятно. Теперь, подумав, я припоминаю: мистер Фиклинг что-то об этом говорил. И сам мистер Слэттери тоже упоминал...

Я осекся. Странная ситуация. Совершенно посторонний человек задает мне вопросы о разговорах между мною и моим другом, и я отвечаю. И причина всего – то, что лежит на полу в комнате напротив. При этом непрошеном воспоминании я спрятал лицо в ладонях.

– Поверить не могу, что кто-то мог такое сотворить. Трудно примириться с тем, что подобное злодеяние возможно.

– Да, сэр, трудно поверить. Один из самых страшных случаев на моей памяти.

– У него остались родственники? Или близкие люди?

– Честно говоря, сэр, я пока не знаю, жив ли кто-нибудь из его родни.

– Должны быть племянники и племянницы. Он упоминал брата и сестру.

– Все это выяснится, наверное, в ближайшие дни, сэр. Наследство будет немалое, и претенденты, разумеется, не заставят себя ждать. А теперь не могу ли я узнать, каким образом вы получили приглашение на чай к мистеру Стоунексу?

Я объяснил, что встретил мистера Стоунекса у задних ворот его дома, куда пришел, чтобы прочесть надпись, имеющую, по-видимому, связь с убийством каноника Бергойна.

– Еще одно убийство, – сухо заметил сержант.– Похоже, в последние несколько дней, сэр, никто ничем другим не интересовался.

– Мы с мистером Стоунексом побеседовали об этой истории, а потом о случае с настоятелем Фритом, и он пригласил меня через пару дней на чай.

Сержант Адамс опустил свой блокнот и воззрился на меня:

– Это несколько удивляет, сэр, ведь старый джентльмен был настоящим затворником.

– Причиной приглашения был наш общий интерес к обстоятельствам смерти Фрита. Старый джентльмен желал ознакомить меня с иной версией этого происшествия.

– Таким образом, приглашение на чай вы получили в среду?

– Верно.

– Знал ли мистер Слэттери, что вы приглашены на сегодня к мистеру Стоунексу?

– Нет, насколько мне известно. Какое это имело к нему отношение? Впрочем, мистер Фиклинг, когда договаривался с ним о встрече после вечерни, мог упомянуть случайно, что мы будем пить чай у мистера Стоунекса.

Сержант долго писал в блокноте, и я наконец не выдержал и спросил:

– А теперь, надеюсь, мне будет позволено удалиться?

– Конечно, сэр. Однако я буду очень благодарен, если вы задержитесь еще на несколько минут.

Я неохотно согласился. Сержант вышел, а я остался ждать. На сей раз он задержался на целых двадцать минут, и, сидя один в почти полной темноте и тишине (из других помещений не доносилось ни звука), я сделал для себя открытие: кто-то все же совершил это злодеяние, и, быть может, меня от него отделяет каких-нибудь несколько минут ходьбы. Я пытался не думать о том, что видел недавно. Зверское преступление прервало размеренный ход моей жизни, и от этого голова у меня кружилась и комната, где я находился, казалась нереальной. Со школьного детства мне не доводилось видеть насильственно пролитой крови. Меня встревожили расспросы сержанта об Остине. Он, несомненно, вел себя странно в последние дни, но у меня не было причин связывать это с убийством. Последнее, судя по всему, повергло его в такой же ужас, что и меня.