Читать книгу "Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Фрэнсис Флинн"

Снежок ударил Дитриха в грудь. Иоахим осклабился и бросил еще один, но промахнулся.

— Вот так твои проповеди поражают некоторых людей, — крикнул Минорит, и те, что были в снежной крепости, засмеялись. Исключение составил только Лоренц, обрушивший огромную глыбу снега на голову Иоахима. Грегор, организовывавший сопротивление, принял это за сигнал к атаке, и жители деревни на дальней стороне церковного двора ринулись вперед в общую свалку.

В разгар этой кутерьмы появился Ойген на своем коне, выбивая из-под копыт снег и призывая к тишине, пока юноша не добрался, наконец, до Дитриха. Только Терезия и дети продолжали кричать, не замечая появления всадника.

— Святой отец, — сказал Ойген, стараясь говорить спокойно. — Жители деревни должны отправиться в замок.

— С какой стати? — крикнул Оливер Беккер. — Мы не сервы, чтобы нами командовать! — Он приготовился метнуть снежок в юнкера, но стоявший подле него Иоахим остановил руку юноши.

Дитрих вопросительно взглянул на Ойгена.

— На нас напали? — Он представил себе Филиппа фон Фалькенштайна, ведущего своих людей на снежный приступ, чтобы схватить сбежавшего священника. Нам следовало построить снежную крепость повыше…

— Про… прокаженные… — и здесь голос Ойгена изменил ему. — Они покинули леса. Они идут к деревне!

4

В наши дни: Том

В Средние века, в молебственные дни, крестьяне обходили границы своего манора и бросали детей в ручьи или набивали им шишки о конкретные деревья, чтобы самые маленькие могли усвоить границы своей жизни. Если бы Том изучал нарративную историю, он знал бы об этом.

Взять те звонки, которые поступали Тому от Джуди Као — найденная или исследованная рукопись, недавно обнаруженная ссылка или одобрение на плату за доступ к разнообразным архивам или базам данных. Эти звонки оказывали своеобразный опьяняющий эффект, подобно тому, как совершающий восхождение в горах может чувствовать возбуждение при приближении к вершине — не оттого, что он увидел лежащий под его ногами мир, а потому, что увидел обещание того, что горизонт раскроется сразу за ней. Для Тома постоянный поток информации от Джуди был подобен холодному роднику в пустыне, и если человек и мог опьянеть от воды, то маленькими глотками.

В его папке «Эйфельхайм» регулярно появлялись все новые сообщения — перевязанные ленточками и породистые, словно на собаководческой выставке. Джуди была дотошным исследователем. Она систематизировала монастырские анналы, извлекала на свет манориальные отчеты, раскапывала соблазнительные противоречия и зацепки — сохранившийся вразбивку дейтрий исчезнувшего мира. «Документы повседневности», на которые можно было всецело полагаться, ибо они создавались на потребу дня, а не для передачи последующим поколениям.

√ Из рагу «Бэконалии» в Оксфорде: aide memoire[138]местного рыцаря Хохвальда, передающий беседу с «пастором церкви Св. Екатерины» относительно теорий фра Роджера Бэкона: сапогах-скороходах, летающих машинах и говорящих механических головах.

√ Сохранившееся в бумагах Людвига Баварского в музее Фюрстенфельда: соблазнительная отсылка в трудах Уильяма Оккама к «моему другу, doctor seclusus в Оберхохвальде».

√ Погребенное в люксембургской коллекции Карлова университета в Праге: упоминание о «сире Манфреде фон Оберхохвальд» среди соратников короля Богемии в битве при Креси.

√ Комментарий в анналах монастыря Св. Блеза о том, что «Фельдбергский демон», улизнув от попыток поймать его при помощи огня, «скрылся в направлении Хохвальда», после того как устроил большой пожар, почти целиком поглотивший монастырь.

√ Подать, датированная 1289 годом, в Генеральном архиве Бадена, взысканная маркграфом Баденским Германом VII с Уго Хейсо из Оберхохвальда в числе шести с половиной пехотинцев и полутора всадников.

√ Схожая подать от 1330 года, взысканная австрийским герцогом Фридрихом IV Габсбургом с Манфреда.

√ Копия епископального послания в архивах собора Богородицы во Фрайбурге-им-Брейсгау, адресованного пастору Дитриху, отстаивающего ту мысль, что «физическая внешность не отражает состояния души».

√ Анонимный компендиум, MS. 6752, в Национальной

библиотеке в Париже, о натурфилософии, «необычный своим широким кругозором и систематической организацией», атрибутированный по сноске на листе № 237 как «моего бывшего студента, Seclusus», предположительно оставленной великим мастером искусств Жаном Буриданом.

Если человек не может упиваться такими глотками, он обречен на вечную трезвость. Ведь вопрос о том, как вассал мог поставить своему сеньору шесть с половиной солдат, достоен внимания целого кружка иезуитов.

Шерон была счастлива за него, ибо этот неиссякающий источник в лице Джуди означал, что он будет меньше отвлекать на себя ее внимание, и она, следовательно, сможет больше времени уделять физике и реже мыть голову. Ей казалось, что именно этого она желала, и сейчас она переживала нечто вроде долгожданного и наконец наступившего удовольствия. Главным недостатком, с ее точки зрения, было то, что Том немедленно делился с ней каждой искрой информации, что приводило ее в расстройство и иногда возмущение. Она сознавала, что информация была по-своему захватывающей, но, подобно головке сыра или свинине в кукурузной муке, удовольствие от ее потребления было делом привычки.

Однажды вечером, за обедом в близлежащем итальянском ресторанчике Том «поделился» с ней рождественским пирогом фактов, на которые Джуди натолкнулась в одной докторской диссертации, посвященной жизни средневековой деревни. Среди цитировавшихся документов некоторые относились к Оберхохвальду 1330-х годов. Большей частью это были те селяне, которым не посчастливилось предстать перед манориальным судом, но отдельные более счастливые случаи касались пожертвований и пожалований. Почти тотчас как он завершил разговор по мобильному телефону и прежде чем красный сок моллюсков мог окрасить его губы, Том пересказывал подробности.

Он выучил имена реальных людей, живших в «его» деревне. Приученный к широким абстракциям клиологии, он редко сталкивался с кем-либо из реально живших за пределами его уравнений и моделей. Он еще этого не осознавал, но уже был совращен Джуди Као. Он начал получать удовольствие от нарративной истории.

Так, некто Фриц Аккерман был оштрафован в 1334 году на три пфеннига «за отказ от общей печи господина» — это означало, что он осмелился выпекать собственный хлеб дома. А в 1340 году некой Терезии Греш было пожаловано право собирать растения на общинном лугу и в господских лесах.

Шерон сочла штраф в три пфеннига признаком тирании феодализма и высказала это с большим возмущением, чем того заслуживал размер взысканного, и. на деле, ее эмоции, вероятно, были острее тех, что выразил Аккерман при его уплате. Том подумал было поправить ее в том, что она приравнивает феодализм к манорализму, но сказал только: