Читать книгу "Вспомнить себя - Фридрих Незнанский"

Завтра — ответственный день, понимал он, и надо выспаться. А то сегодня нервишки пришлось кое-где и узлом стягивать, чтоб не сорваться. Опять же и Васька — новая проблема, хотя понятно, откуда она взялась. Но теперь придется ее решать кардинально. И от этих мыслей стало не по себе. Грустно.

Вот так уходят из твоей жизни хорошие люди, которым всю душу готов отдать… И остаются нужные, а не любимые. И эти понятия, к сожалению, редко совпадают…

Когда утром Плетнев приехал на Гвардейскую, вышедший на автомобильный сигнал Сергей посмотрел на него удивленно и сказал, что Саша уже давно уехал в прокуратуру. Антон пожал плечами и уехал. В самом деле, надо было позвонить… Но как-то не пришло в голову.

Ему другое не пришло. Ведь Сергей вчера стал невольным свидетелем совершенно запредельной сцены с Васькиными претензиями, а затем и отъезда Ирины Турецкой. И хотя между Сашей и Антоном формально никакой ссоры не произошло, все поняли абсурдность ситуации и не стали разыгрывать ее дальше, тем не менее отношение Сергея к гостю не могло остаться без изменения, что вполне естественно. И уж при этих условиях Плетневу совершенно незачем было знать, с кем провел ночь Саша. И тем более представлять себе, как блестели во время короткого завтрака глаза обоих. Могут же быть, в конце концов, семейные тайны…

Нет, Ирину Сергей не осуждал, хотя… Тоже ведь не бывает дыма без огня. И Антон тут лицо не случайное. Отсюда и определенная холодность. Мало ли, что коллеги? Всяко бывает…

На опоздание Антона не обратили внимания. Саша, понял он, видимо, уже был в курсе ночных переговоров. Он и подтвердил это. Только что звонила Мила и сообщила о вчерашних результатах. Антон при этом ревниво подумал, зачем же ей было торопиться-то? Времени вполне достаточно, мог бы и он сам доложить, все же не случайный человек. Но так как реакция Турецкого, а особенно Липняковского, была самой деловой, Плетнев сообразил, что ревность здесь попросту неуместна. Какая разница, кто сказал?.. Вопрос сейчас состоит в другом: кто будет брать?

Ну, по идее, это следовало бы сделать самому Саше, он все-таки старший, его и вклад довольно весомый, что ни говори. Но когда Плетнев задал этот вопрос, Турецкий недоуменно пожал плечами.

— А чего тут думать? Должен брать совершенно незнакомый ему человек. Нейтральный, посторонний. Нам с Витольдом Кузьмичом, при всем желании, там просто нечего делать. За версту видно, что он крупный начальник, — и они оба рассмеялись. — А мне здоровье не позволяет. Лучше всего тебе, ты — человек опытный, знаешь, как это делается, в смысле, с какого бока подойти, умеешь видеть, не глядя в глаза, да и ребяток переодеть надо — в штатское. И, кстати, не забудь о предупреждении Милы — по поводу вируса. Но это — в общем плане, а частности, я думаю, решите уже на месте. Ни номера рейса, ни точного времени мы не знаем, даже откуда он летит, неизвестно, поэтому выезжаете в Анапу немедленно. Фотографии раздать всем участникам группы захвата, пусть вызубрят за сотню-то километров. И последнее, Витольд Кузьмич, прикажите сухих пайков не брать. Когда задержим, всем участникам лично по рюмке налью. Уже здесь. Если нет вопросов — вперед. Да, и самое последнее: оружие не применять. Категорически. Так что все должны оставить его здесь.

— А почему ты насчет оружия так строго, — чуть позже тихо поинтересовался Плетнев.

— А потому, что, дай вам волю, вы нам всех пассажиров перестреляете. А потом будете рассуждать о целесообразности…

— Слушай, Саш, я не совсем понимаю. Ты все время о других говоришь так, будто сам в деле не участвуешь. Почему?

— А я там и не собираюсь участвовать. У меня на тебя только надежда. Ну и на Витольда, хотя у него гонора больше, чем следовало бы иметь следователю его уровня. Но это не мне судить, у него есть свое начальство. Только ты, пожалуйста, не забудь еще одно обстоятельство. — Турецкий оглянулся, нет ли кого поблизости, и продолжил: — Когда возьмете и браслетики защелкнете, подведи этого паренька к Витольду и доложи по форме, ну, мол: «Ваше указание, товарищ старший следователь, выполнено, подозреваемый Найденов задержан». Только не забудь. Этот последний штрих в нашем деле бывает особенно важен, ты понимаешь?

Антон ухмыльнулся, он, кажется, стал догадываться, почему Турецкий не хочет ехать в аэропорт и, тем более, возглавлять группу захвата. Негоже генералу, даже бывшему, тянуться перед майором. Но тут же понял, что ошибся. Никаким нарушением субординации и близко не пахло.

— Зря ухмыляешься, — сказал Турецкий. — Ночью мы спали, а не наш Найденов. Макс, кстати, тоже дежурил и сообщил мне часов в шесть примерно, что за ночь по телефонному номеру Олеси-Алисы, один хрен, было три попытки прорыва, которые он, естественно, предотвратил. И это указывает на то, что Славик не так прост, как кое-кому представляется. А может, я и ошибаюсь, дай бог. Вот поэтому я и остаюсь здесь. Точнее, в теткином саду. И тоже с группой захвата, понял, остряк?

— Ну, ё-мое! — восхитился Плетнев. — Сашка, мне даже и в голову не могло прийти!

— А куда могло? — серьезно спросил Турецкий.

— Что? — растерялся Плетнев.

— Как — что? Ты же сам говоришь, что тебе в голову не могло войти. А куда могло? С противоположного конца? Так там, как тебе известно, обретается интуиция, а не логика.

Плетнев фыркнул. Ну в самом деле, в такой ответственный момент говорить черт-те о чем мог только Турецкий. Причем совершенно серьезно. А может, это и есть способ сосредоточиться?.. Поиграть словами, пошутить, чуть расслабиться перед броском, чтоб голова остыла от напряжения и мозги очистились? Вот где логика-то… активного действия.

Никогда не размышлял Антон на эту тему. Тренированное тело уже давно само знало свою работу…

А когда уже бойцы СОБРа, одетые непривычно для себя и потому казавшиеся несколько скованными, садились в микроавтобус, Турецкий, Витольд и Антон подошли к «Волге» Липняковского, Александр пожал руки одному, другому и сказал:

— Вы там, ребятки, посмотрите, как бы попроще взять его прямо у трапа. И еще, если будет возможность, парочку этих, — он кивнул на микроавтобус, — переоденьте в форму механиков из аэродромной обслуги, что всегда толкутся у прилетающих самолетов. И — попроще, попроще. А вы, Витольд Кузьмич, даже и выходить на поле не пытайтесь. Не бойтесь, его к вам подведут первому, как положено, да, Антон? Ты там соблюди, как положено, чтоб потом меньше разговоров было, что «варяги» трудились. Не было этого, свои работали. Ну, доброго пути, ни пуха…

— К черту, — почти хором ответили отъезжающие.

Турецкий просто перестраховывался, как привык это делать всегда, особенно при захвате, где полно бывает непредвиденных случайностей. И хотя он слабо верил в то, что парень изменит свой маршрут только по той причине, что ни компьютер, ни «мобильник» его невесты не отзываются, Александр Борисович надеялся на текст, посланный Милой. А там, среди прочих жалоб, эта умная девушка не забыла вставить фразу о том, что в городе до сих пор ощущаются последствия энергокризиса. Славик — не дурак и должен понять, что в городе, где нет электричества, компьютеры работать не могут. А если закрыты магазины, то и мобильные телефоны негде подзаряжать. Сам натворил, теперь сам и расхлебывай последствия. Это по логике. А никому неизвестно, какие у них были еще договоренности… Вот по этой причине Турецкий привез к тетке в гости пятерых крепких «мальчиков» в защитной одежде, которые молча поздоровались, а потом так же тихо рассыпались по саду и незаметно перебрались на соседский участок, где и залегли. Сам Александр Борисович, ничем не рискуя, мог себе спокойно сидеть на лавочке у калитки вместе с теткой или Сережей и покуривать себе на здоровье, рассуждая… о чем? Да все о жизни этой… будь она неладна.