Читать книгу "Невинная кровь - Филлис Дороти Джеймс"

Однако несоответствие навязанной роли еще не так терзало миссис Пэлфри: долгий брак с Морисом приучил ее чувствовать себя на чужом месте. Совсем не поэтому любое заседание превращалось для хозяйки шестьдесят восьмого дома в сущую пытку. Дело в том, что Хильда панически боялась покраснеть. И рано или поздно это происходило. Женщина знала: глупую кровь не остановят ни сила воли, ни отчаянные молитвы. Она прикрывалась ладонью, изображая глубокое раздумье; с очень серьезным видом склонялась над бумагой, пытаясь загородиться волосами; поднимала к лицу платок, симулируя приступ кашля, — ничто не помогало. Сердце сжимал уже знакомый страх, реальный, как боль от укола, и начиналось. Краска обжигала шею, поднималась выше, покрывая пунцовыми пятнами стыда подбородок, щеки, лоб. Все, кто находился в зале суда, Хильда это чувствовала, смотрели в этот миг на нее. Непоседливые детишки, их нервные родители, писарь, в изумлении оторвавшийся от судебного реестра, социальные работники с их профессионально-жалостливыми взглядами… Даже председатель сбивался на секунду и с досадой отводил взор, а дежурные полисмены вообще глазели неотрывно. Затем багровый пульсирующий прилив отступал, оставляя галечный берег души холодным и вылизанным до чистоты.

Сегодня миссис Пэлфри удалось перетерпеть утреннюю сессию без особых волнений. Перед началом нового заседания — а это происходило в час дня — члены магистрата, как правило, втроем обедали в итальянском ресторанчике на Кроуфорд-стрит. Нынче компанию Хильде составили полковник авиации Картер и мисс Беллинг. Полковник, чопорный седовласый педант, проявлял в обращении старомодную учтивость, которую иногда можно было принять за доброту. Мисс Беллинг, прямолинейная остроглазая дама в очках в роговой оправе, работала учительницей английского языка в общеобразовательной школе, и рядом с ней миссис Пэлфри чувствовала себя не очень умной школьницей, что, впрочем, совпадало с ее собственным мнением и потому не обижало. В целом парочка не слишком пугала Хильду, и та почти с удовольствием съела бы свою лазанью, если бы не страх, что полковник, всегда интересующийся делами ее семьи, вздумает спросить, как поживает Филиппа.

Однако стоило начаться первому слушанию, как спустя каких-то двадцать минут сердце предательски забилось и жаркая волна окатила шею и лицо. Женщина подняла с колен загодя приготовленный платок, чтобы прикрыть нос и рот, якобы внезапно закашлявшись. В обед и во время утренней сессии беспокойные руки измяли его до неузнаваемости; влажная тряпочка издавала резкий запах пота и мясного соуса. Пока несчастная мучилась мнимыми спазмами, с ужасом понимая, что никого обмануть не удастся, социальная работница, дававшая показания, запнулась, покосилась на членов магистрата и продолжила свою речь. Мисс Беллинг, не глядя на Хильду, пододвинула к ней графин с водой. Миссис Пэлфри потянулась дрожащей рукой за стаканом. Как только затхлая, тепловатая вода смочила нёбо, жена Мориса ощутила: худшее уже позади. На сей раз приступ оказался недолгим и слабым. Багровый прилив отступал. Теперь до конца заседания ей ничего не грозило.

Нервно комкая платок на коленях, миссис Пэлфри застенчиво посмотрела в зал — и наткнулась на взгляд, полный ужаса. Сначала ей показалось, что девушка, одиноко сидящая в двух футах от членов магистрата, и есть малолетняя правонарушительница. Потом в голове прояснилось. В зале разбирается дело о жестоком обращении с младенцем, и эта худая блондинка со спутанными волосами, мертвенно-бледным лицом и заострившимся носом, полной, красиво изогнутой верхней губой и безвольной, обескровленной нижней — мать пострадавшего малыша. Девушка не накрасилась, разве что размазала черную тушь вокруг огромных, широко распахнутых серых глаз, которые и смотрели прямо на Хильду с отчаянной мольбой.

Хозяйка шестьдесят восьмого дома только сейчас обратила внимание на ее нелепый наряд. Должно быть, кто-то внушил юной матери, будто в суд положено являться в шляпе. И вот — с широких соломенных полей свисает пучок вишен с поникшими блеклыми листьями; пожалуй, украшение покупалось ради свадьбы, не иначе. Коричневатая майка из хлопка с неразборчивой надписью, застиранная донельзя; металлическая брошка в виде розы оттягивает своим весом тонкую ткань на груди; из-под коротенькой черной юбки торчат голые исцарапанные коленки, костлявые, точно у подростка; на ногах — сандалии с толстыми пробковыми подошвами, искусственные завязки обвиты вокруг лодыжек. На коленях — пухлая черная сумочка устаревшего фасона. Девушка вцепилась в нее, словно боясь, что кто-нибудь набросится и отнимет это сокровище. А глаза, необычайные, расширенные от испуга, продолжали сверлить Хильду, безмолвно крича о помощи.

Женщина вдруг ощутила острую, болезненную жалость. Ей захотелось броситься к девушке и заключить в объятия напряженное, окаменевшее тельце. Возможно, им обеим полегчало бы. Приемная мать Филиппы отлично знала, что значит жить под гнетом осуждения, получить приговор в непригодности, лишиться ребенка. И губы Хильды дрогнули в неловкой, запрещенной протоколом улыбке.

Девушка — почти девчонка — не ответила даже на этот стыдливый, робкий знак человеческого радушия. Ее сын, мальчик десяти недель от роду, находился в детском доме под защитой закона, и местные власти просили продлить срок его пребывания там, пока дело не будет готово к слушанию.

Выслушав доклад, мисс Беллинг повернулась к полковнику, потом к соседке и прошептала:

— Продлеваем еще на четыре недели, что тут думать?

И так как Хильда не ответила, она повторила:

— Продлеваем, да?

Неожиданно для себя мисс Пэлфри выпалила:

— Я думаю, это следует обсудить.

Не выказав ни тени досады, мисс Беллинг сообщила суду о том, что члены магистрата удаляются на краткое совещание. Присутствующие удивленно встали с мест, зашаркав ногами, и троица вышла из зала. Миссис Пэлфри нечего было сказать, по крайней мере ничего такого, что изменило бы ситуацию. Бесплодный порыв сострадания и бессильного гнева! Ребенок нуждается в защите. Машина правосудия — величественная, благонамеренная и порочная — неумолимо покатится дальше, невзирая на слабые протесты никчемной домохозяйки, ну а если все-таки остановится, вполне возможно, малыш опять пострадает, а то и погибнет. Коллеги по магистрату отнеслись к Хильде с пониманием: ведь раньше она не доставляла хлопот. В полутемном, тесном кабинете полковник авиации Картер попытался изложить то, о чем и так было известно:

— Мы всего лишь продлеваем срок на двадцать восемь дней. Местные власти еще не готовы принять окончательное решение, а пока ребенка следует оградить от любой опасности. За это время суд определит его дальнейшую судьбу.

— Но ведь сына забрали у матери шесть недель назад! И теперь еще четыре. А что, если его совсем не вернут?

— Решать суду, — проговорила мисс Беллинг с неожиданной теплотой в голосе. — Возвращать ребенка домой слишком рискованно. Вы слышали заключение врача. Круглые ожоги на внутренней стороне бедра, похожие на сигаретные ожоги, заживший перелом бедра, синяки на ягодицах не могли появиться сами собой.

— Соцработница сказала, что муж оставил семью. Если все случившееся — его вина, малыш будет в полной безопасности.