Читать книгу "Насмерть - Борис Громов"

— Какая у тебя гибкая мораль, Великан, — с нехорошим прищуром смотрит на меня Полковник. — Значит, стрелять в югоросских солдат, которые мешают мародерничать в захваченном турецком банке — это нормально, а вот таких же солдат за мои деньги убивать — уже плохо. Как так? И там, и там — солдаты одинаковые, да и деньги, по большому счету, тоже. Так в чем проблема?

Изобразить замешательство мне совсем не сложно, потому как своим каверзным вопросом старый бандит и впрямь загнал меня в тупик.

— Я не знаю, как это объяснить, но точно знаю, что так оно будет, — упрямо морщу лоб я.

— Интересно, — с непонятной интонацией тянет Полковник. — Очень интересно. Ладно, не буду над тобою издеваться, решение твое мне понятно и давить на тебя я не буду. Я сам офицер, и каково сейчас тебе — примерно представляю.

О, как! А чего это ты вдруг со мною так разоткровенничался-то? Полковник, видимо, истолковывает мой вопросительно-недоверчивый взгляд по-своему.

— Что, не веришь? Думаешь, я просто так, для форсу погоны нацепил? На вот, глянь.

С этими словами он протягивает мне стоящую на столе лицевой стороной к нему фотографию в рамке. На фото — счастливая семья флотского офицера: широкоплечий майор с белозубой улыбкой в парадной форме морского пехотинца: черный китель, наградные планки, овальный «огурец»[67]на лихо заломленном берете. Рядом с ним — симпатичная молодая женщина с густыми распущенными волосами, и две девчушки лет семи-восьми, близняшки. Левый угол фото сильно обгорел и от изображения одной из девочек остались только голова и часть плеча. Старый снимок, пожелтевший, что не удивительно. Сделайте он явно за несколько лет до Большой Тьмы. Вон, у Полковника-то всего одна звездочка на погоне, значит, примерно, лет за пять до того, как всему хана пришла.

Внезапно взгляд у моего собеседника меняется. Вроде только что был спокоен, как удав, и вдруг… Сорвало его с нарезки капитально, целую речь мне толкнул про то, какие все-таки сволочи и твари окопались у власти в Югороссии. Циничные и бессердечные ублюдки, что ради своей безопасности и благополучия хладнокровно убили тысячи своих соотечественников. С пеной у рта орал про сожженные лагеря беженцев, про горящую землю и про лужи кипящей на ней крови.

Мля, я вообще-то крепкий мужик, но что-то многовато на меня за сегодня свалилось, сначала хутор, теперь это… А главное — в голосе Полковника боль. Настоящая, неподдельная. Но в глаза его, горящие безумием и жаждой мести, смотреть просто страшно. Даже у таких твердолобых и толстокожих дуболомов как я есть пределы. Я своего достиг — Полковник меня откровенно пугает. Без дураков, до усрачки.

А тот уже завел себя, как глухарь на току и вещает о том, какая страшная месть ждет этих негодяев, когда он, наконец, найдет то, что ищет. Как они за все заплатят и за все ответят. Ой, мама моя женщина, а ведь он это о нашем изделии П-26/17-бис, которое «Вихрь-2ТМ». Похоже, действительно считает его какой-то «вундервафлей», навроде мощной ядерной боеголовки. А увлекся-то как. Мать его так, вылитый доктор Геббельс. Такой же эмоциональный, и такой же больной на всю голову. И такой же опасный.

Интересоваться у оратора, каким вообще образом месть злобным упырям из числа югороссийского руководства относится к убийствам, разбою, изнасилованиям, пыткам и прочим «веселым картинкам», творимым его бандой в приграничных районах, я благоразумно не стал. Уточнять, в курсе ли он, что если искомый им объект — действительно ядерная бомба, то сколько тысяч, или даже десятков тысяч человек погибнет в результате ее применения — тоже. Убедить его у меня все равно не выйдет. Он этот план уже три десятилетия вынашивает, эта месть для него — идея фикс, он только ради нее и живет еще. Так что, максимум чего я добьюсь — попаду под горячее копыто, да пристрелит он меня, прямо тут, в кабинете, как говорится — не отходя от кассы. А мне, между прочим, еще приказ выполнять и людей своих отсюда выводить. Причем желательно всех и живыми-здоровыми. Так что, уж лучше посидеть и послушать, изо всех сил изображая неподдельный интерес, а местами и горячее согласие.

Полковника вдруг резко отпускает. Разом. Он внезапно замолкает на полуслове и несколько секунд сидит неподвижно, глядя в одну точку прямо перед собой. Потом, словно очнувшись, слегка встряхивает головой и совершенно спокойным голосом продолжает разговор о возможном найме моего отряда. Вот же ж мать твою! Доводилось мне слышать, что такие перепады настроения у разного рода шизиков — дело обычное, но вот вживую увидал в первый раз. И, если начистоту, то вполне мог бы и обойтись. Но — оклемался, и слава богу, в таком состоянии с ним хоть нормальное общение возможно. Оговариваем круг наших будущих обязанностей, задачи, торгуемся по поводу цены. Нормальная рабочая обстановка. Вот только не отпускает меня мысль, что Полковник разговор умышленно затягивает, словно ждет чего-то. Не нравится мне это, ох как не нравится. Неужто старый бандит нам какую-то подлянку задумал? Не успела эта «оптимистическая» мысль промелькнуть в моем мозгу, как лежащая во внутреннем кармане куртки рация разразилась отчаянной и злой матерной тирадой в исполнении Курсанта, а где-то в стороне «Одноглазого медведя» вспыхивает плотная автоматная пальба. Опять накаркал, мля!

Эх, все-таки зря командир автомат с собой не взял! Сам Володя в таком местечке с одним пистолетом, даже если это двадцатизарядный АПС, гулять ни за что бы не решился. Миша же, отчаянная душа, с невозмутимым и даже беспечным видом поправил набедренную кобуру, засунул за отворот куртки радиостанцию, дал команду обживать «Медведя», а потом скомандовал что-то из серии: «Первыми никого не обижать, по огородам и сараям не шарить, млеко-курки-яйки у бабок не отнимать и вообще вести себя прилично» — и уехал в сторону ворот базы на двухместном трескучем тарантасе. Железный дядька! Все ему нипочем: отряд влез в логово самой опасной банды бредунов на всех Северных Границах, а он командует, будто из Большой Ивановки не уезжал. Где ж таких как он делают? Или он как Рыжий, который однажды о самом себе в шутку сказал: «Я — эксклюзивная модель ручной сборки, серийно никогда не выпускавшаяся. Таких больше не делают». Видно, Тюкалов тоже из таких, эксклюзивно-несерийных.

Вещи по комнатам постоялого двора растащили быстро, благо, опыта уже набрались. В «Роще» когда туда-сюда свои пожитки таскали. Машины и «броню» загнали на стоянку и выставили возле них свой пост охранения. Нанятый за деньги сторож — это хорошо, но свой часовой как-то надежнее. Взявший в отсутствие командира командование на себя Курсант с радиометром в руках лично проверил всю технику, потом проверил у всех показания личных измерителей дозы и только после этого дал команду: «Разойдись. По личному плану». Чудные они все-таки, эти военные. Какой-такой личный план? Сказал бы просто: «Занимайтесь своими делами». Хотя, звучит, конечно, солидно и многозначительно, спору нет.

Кто из наемников первым предложил заглянуть в носящий жуть какое оригинальное название «Рюмочная» кабак через дорогу, Володя не видел. Чем именно он предложившего заинтересовал, тоже непонятно — обычная дыра с мутным самогоном, кислым, внешне похожим на недобродившую брагу, пойлом, не ясно с какого перепугу гордо именуемым пивом, средней паршивости закуской. Короче, обычный кабак в не очень-то надежном местечке в Пустоши. Такой же, как и их «Одноглазый медведь», ничуть не лучше. Но идея получила одобрение и сразу три тройки не спеша направились на ту сторону улицы и скрылись за широкой скрипучей дверью. Правда, пробыли там недолго, буквально через пару минут дверь снова взвизгнула ржавыми петлями и парни начали выходить наружу.