Читать книгу "Воля дороже свободы - Анатолий С. Герасименко"

его устроил Основатель? – спросил Петер сипло.

Фьол, растянув рот до ушей, покачал головой из стороны в сторону.

– Всё гораздо интереснее, внучок, – сказал он. – Гораздо забавнее!

«Искал и нашёл, – подумал Кат. – И посмотрел на нас своими сучьими глазищами. Неужели…»

– Это и был Основатель? – спросил он, не веря собственным словам. – Он что, превратился в вихрь, чтобы нас прикончить?

Фьол просиял:

– В точку! Мой бывший хозяин может принять любой облик. Вихрь, или туча, или морская волна. Большая такая волна, доложу вам. А ещё может вселиться в чужое тело. Вот потому-то его кроты и боятся. Практически всесилен. Красота!

Он захихикал: звук снова был похож на бренчание костей в мешке.

– Только вот своего тела у него больше нет, – добавил он, отсмеявшись. – Нет! И не будет. Не будет никогда. За всё надо платить, так-то.

Кат почувствовал, что дико, невообразимо устал. Тащиться в такую даль. Потратить кучу времени и пневмы. Рисковать жизнью. И пожалуйста: тот, кто хотя бы теоретически мог помочь в беде, превратился в стихийное бедствие.

«Надо было остаться дома, – подумал Кат. – Забраться с Адой в постель. Пить да любиться сутками напролёт. Она бы на пианино играла... По крайней мере, хорошо провели бы время напоследок».

– Ты работал на Основателя? – спросил он Фьола, ни на что уже не надеясь. – Всё время зовёшь его хозяином. Можешь устроить так, чтобы он меня выслушал? Дело есть.

Фьол расхохотался.

– У всех к нему дело есть! – проговорил он, утирая слёзы. – У всех, кто сюда приходит, к нему дело. Но только сам посуди, верзила: как тебя может выслушать грозовая туча? А? Или крот, в которого вселился мой хозяин – у-у, я такое видел пару раз, больше не хочу. Жуткие они всё-таки твари, особенно, когда взбесятся.

Кат подумал, что, если выбраться отсюда не удастся, надо будет обязательно как-нибудь улучить минутку и задушить этого весельчака. Хоть что-то полезное сделать перед смертью.

Тут его шарахнуло чужим воспоминанием, да так, что в глазах поплыло.

Он летел. Парил над лоскутным полем, над атласной лентой реки, над курчавым ковром леса. Клубились облака, воздвигались на пути – огромные, как сотканные из пара башни – но, приблизившись, обращались в дым, в туманную морось, в ничто. Он был один. Наконец-то один, без докучливой свиты, вдали от набивших оскомину чужих слов, лиц, улыбок. Нет ничего прекрасней и благородней одиночества. Одиноко солнце. Одиноко небо. Одинок тот, кто выше всех прочих. Это естественно и разумно. Необходимо и достаточно.

Внизу сверкнула полоса пляжа и распростёрлось море. Бесконечное, тихое, будто из самоцвета вырезанное, лазурное по краю и чёрное над глубиной. Он сбавил высоту и понёсся низко-низко, вспахивая морскую гладь потоками воздуха из турбинных двигателей, оставляя за собой кипящие, расходящиеся клиньями буруны. Опустил боковое стекло, подставил лицо ветру. Засмеялся от счастья…

Кат очнулся. Он по-прежнему сидел на стуле посреди грязной каморки. Вдали от дома, в подземелье, населённом чудовищами. Без надежды, без будущего. Без Ады.

Рядом звенел мальчишеский голос.

– Неужели он всё время такой? – спрашивал Петер, ковыряя пальцем завязки на сумке. – Никогда… не приходит в хорошее настроение? Учитель нам рассказывал, что Основатель, вообще-то, не был негодяем. Просто у него по-другому работала голова.

– Эх, дружочек, – проворковал Фьол, подавшись вперёд. – У него теперь совсем-совсем по-другому работает голова. Мой бедный бывший хозяин свихнулся. Лет пятьдесят уж как. Он псих. Безумец, который ненавидит всё, что шевелится. И старается убить всех, кого заметит на поверхности.

Он снова откинулся на подушки и бросил в рот жменю хлопьев из миски.

– В сущности, – невнятно проговорил он, работая челюстями, – я не могу винить кротишек в том, какими они стали. Год за годом… Ходить под смертью... Да, тупые, да, трусливые… Но от такой жизни кто угодно станет тупым и трусливым.

– Кто угодно, но не вы, – сказал Петер, подняв голову и встретившись глазами с Фьолом. – Вы же его не боитесь, да? Сами сказали. Или это только слова? Сидите-то под землёй, вместе с остальными.

У него вдруг прорезались непривычные интонации. Слова прозвучали жёстко, с вызовом. «Смотри-ка, щенок рычать пытается», – подумал Кат удивлённо.

На Фьола, похоже, эта перемена тоже произвела впечатление.

– С хрена ли мне его бояться?! – зашипел он, щеря корявую гниль зубов и плюясь размокшими ошмётками. – Он уже мне сделал всё, что мог! Изуродовал! Я служил ему почти целый век! Верой и правдой! И всё, что получил – вот это!!

Он запрокинулся, выставив нижнюю часть тела на обозрение – гнездо сочащихся блестящей сукровицей гибких, змеистых отростков.

Кат с трудом подавил желание вскочить и запустить в него стулом.

Петер тоже остался на месте, хотя вздрогнул, когда Фьоловы щупальца прянули ему почти в лицо.

– Вы говорили о помощи, – сказал он твёрдо. – И о том, что можете сделать нечто взамен.

Фьол сопел, обсасывая губы. На бледных, как непропечённые блины, щеках, выступили звёздчатые розовые пятна.

– Да, – сказал он почти спокойно. – Да-да. Отвлёкся я что-то… Не судите строго. Я кой-чего у вас попрошу. У всех прошу одно и то же. Никто пока не справился, но попытаться-то можно, а? Хотя бы попытаться…

Он