Читать книгу "Дорога из стекла - Вероника Белл"

дома, а я во дворе разговаривала с Брендоном? Подкараулить нас, пробраться в гостиную, подкинуть записку и выйти оттуда незамеченным… и все это за пару минут. Где же мы стояли в тот момент?.. Был ли нам открыт обзор на входную дверь? Вспомнила! Его машина стояла возле открытых ворот, как раз напротив дома. Это значит, что никто не смог бы проникнуть туда незамеченным… Окна… Все ли они были закрыты? Да. Я помню это абсолютно точно. Замкнутый круг какой-то. Никто из ребят не мог подбросить эту записку, ведь это бы значило, что…

Я сажусь на лавочку и прижимаю ладони к лицу.

А ведь есть еще игра. Ее тоже кто-то достал из сейфа Хлои и подбросил Шону. И, по логике, тот, кто знал пароль.

– Девушка, вам плохо? – слышу чей-то голос и чувствую руку на своем плече.

Поднимая взгляд, я вижу девушку в очках, на вид лет двадцати пяти. Большие добрые глаза, чуть приподнятые брови. Мне кажется, что она – очень хороший человек.

– Нет. Все хорошо, спасибо, – отвечаю я.

– Точно? Вы очень бледная. Может, вызвать скорую?

– Со мной правда все в порядке, – убеждаю я собеседницу, улыбаясь одними губами.

Смотря вслед уходящей девушке, я думаю о том, что она очень похожа на Еву. Внешнего сходства мало, доброта и искреннее желание помочь людям – вот что их объединяет.

День длится очень долго. Я постоянно смотрю на телефон, надеясь увидеть на экране незнакомый номер, с которого может позвонить Шон, и не могу ни на чем сосредоточиться. Возвращаясь вечером домой, вижу полицейскую машину рядом с нашими воротами…

И что это значит? Заторможенные люди в униформе поняли, что происходит, только после того, как я уехала, и решили все же арестовать меня за то, что прикрываю человека, находящегося в розыске? Или, может быть, причина в том, что я, прикрывающая человека, находящегося в розыске, теперь не любимая девушка сына начальника полиции, а та, которая его бросила? Да какая по большому счету разница…

Я захожу в дом, и в тот же момент из гостиной выходит мама с каменным выражением лица.

– Это правда? – спрашивает она. – То, что сказали мужчины из полиции…

За ней в коридор проходят Оулдман и его помощник.

– Я не знаю, что они тебе сказали, мама, поэтому не могу ответить на этот вопрос.

Я снимаю обувь и иду на кухню, так, словно на пороге нашего дома не стоят полицейские. Наливаю стакан воды и, сделав несколько глотков, достаю из холодильника курицу.

– Хотите? – указав на еду, спрашиваю я у полицейских, в недоумении застывших посреди гостиной.

– Элизабет! – возмущенно восклицает мама, пристально глядя на меня.

Пожав плечами, я выкладываю мясо на тарелку и ставлю в микроволновку.

– Зачем вы пришли? – спрашиваю я стальным голосом, повернувшись к отцу Макса.

– Мне нужно поговорить с тобой наедине, Элизабет, – отвечает он. – Не бойся, я не собираюсь тебя везти в участок. Это, можно сказать, неофициальная встреча. Не как полицейского и гражданина, а как человека и человека.

Я ожидала совсем других слов. Думала, он разозлился из-за того, как я обошлась с его сыном. И что же у него на уме? Он надеется получить от меня какую-то информацию? Не выйдет.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

По просьбе Оулдмана мама и его помощник уходят в другую комнату и закрывают за собой дверь. Мы садимся в мягкие кресла напротив друг друга.

– Послушай, Элизабет, я понимаю, что ты чувствуешь. Ты влюблена в Шона Уайта и пытаешься его оправдать. Такое случается со всеми: я видел немало подобных ситуаций.

Я еле сдерживаю внезапно возникшее желание молча выйти из зала, хлопнув дверью.

– Но ты ведь не такая, как остальные. Ты сильная девушка, я вижу это, и можешь мыслить разумно даже в такой ситуации. Просто посмотри на все со стороны.

– Ах, со стороны… я знаю, как это работает. Вы видите на сцене улыбающуюся, светящуюся радостью чирлидершу, исполняющую акробатические элементы так, словно для нее это проще, чем пошевелить пальцем, и совершенно не задумываетесь о том, какова цена этого. Каждодневные многочасовые тренировки, нехватка времени, безумный страх перед выходом на сцену, растяжения, переломы… Понимаете, о чем я?

Задумавшись лишь на мгновение, Оулдман отвечает:

– Да, понимаю. Но ты говоришь о вещах, которые нельзя сравнивать. В нашем деле есть факты.

Попытки в чем-либо его убедить бессмысленны. Я больше не стану и пытаться.

– Что вы от меня хотите? – спрашиваю я прямо. – Я не хочу больше слушать этот бред!

– Помни о том, с кем разговариваешь, – произносит отец Макса, повысив голос. – К ней по-человечески… Сволочь неблагодарная.

– Какие у вас есть факты? – проигнорировав его последние слова, говорю я. – Нет алиби? И что дальше? У меня тоже его нет, как и у тысячи людей, живущих в этом городе! Мотив? Да он же просто выдуманный, нет никаких подтверждений, лишь опровержения! Вы осознаете, что делаете, обвиняя Шона в убийстве родной сестры?!

Мой голос срывается на крик, руки дрожат, скулы сводит от напряжения. Я вижу краем глаза, как в комнату вбегает мама, а за ней – помощник Оулдмана, но мне это абсолютно безразлично.

– Сначала вы говорите, что произошло самоубийство, даже не вникая в обстоятельства, и заставляете подростков выполнять за вас работу: искать убийцу, рискуя своими жизнями. А потом, понимая, что свалить произошедшее на несчастный случай теперь не получится, обвиняете в холодном расчетливом убийстве родного брата погибшей, который любил ее больше, чем кого-либо!

Мама кладет ладони мне на плечи, что-то говорит, пытаясь успокоить, но я даже не слышу, что именно, только чувствую боль в груди и соленый привкус на губах.

– Ты знаешь, где он, Элизабет? – спрашивает она. – Ты не можешь не знать. Просто скажи им, и все будет хорошо.

Я отстраняюсь от нее и смотрю широко распахнутыми глазами. Я знала, что Шон никогда ей не нравился, но… это уже слишком.

– Как ты можешь? – дрожащим голосом спрашиваю я. – Почему ты не слышишь меня?

– Я всего лишь хочу, чтобы этот кошмар для тебя закончился.

Я этого не ожидала. Я думала, она изменилась…

– Элизабет, мы можем вас арестовать за ложные показания, нежелание сотрудничать со следствием и, в конце концов, за соучастие, – произносит помощник Оулдмана.

– Соучастие? – переспрашиваю я, бросив на него взгляд, полный гнева и презрения. – Соучастие? Да вы бы понятия не имели о том, что произошло убийство, если бы не я! Хотя какой от вас толк? Только мешаете!

Произнеся эти слова, я выбегаю из комнаты и запираюсь в ванной. И только