Читать книгу "Запоздалая свадьба - Аманда Квик"

Тобиас перелистал несколько страниц и снова стал читать.

«…Поверить не могу, что он бросил меня. Он клялся, что страсть его никогда не угаснет. Нет, не может быть! Он непременно придет за мной, как обещал. Мы убежим вдвоем…»

"…Мама говорит, что я погублена. Она целый день проплакала в спальне. Папа с самого утра заперся в кабинете и не выходил до вечера. Филлипс говорит, что он выпил весь кларет и бутылку бренди и мертвецки пьян.

Мне очень страшно. Я послала записку любимому, но он не ответил. Господи милостивый, что мне делать, если он не придет за мной?! Я не могу жить без него…"

«…Папа только сейчас сообщил, что мой любимый женат на другой. Мама утверждает, что у него есть не только жена, но и маленькая дочь, а летом появится еще один ребенок. Это невозможно. Он не мог мне солгать…»

«…Утром мы уезжаем в деревню. Папа говорит, что у него нет иного выхода, кроме как принять предложение мистера Худа, просившего моей руки. Я должна немедленно выйти замуж, или мне грозит вечный позор. Боже, сердце мое разбито. Пусть даже я умру завтра, мне все равно. Мистер Худ слишком стар…»

Энтони вскочил так стремительно, что едва не опрокинул стул.

— Он мой брат?!

— Точнее, единокровный брат, — кивнул Тобиас, присаживаясь на край стола. — Все это было в дневнике. Элен Клифтон назвала имя твоего отца, человека, который соблазнил ее, когда она приехала в Лондон на свой первый сезон.

— Но это невозможно, — возразил Энтони, принимаясь метаться по комнате. Потом подбежал к окну и мрачно уставился на темнеющий сад. — Наверняка я знал бы, появись у меня брат.

— Совсем не обязательно. Для Клифтонов это тот самый пресловутый скелет в шкафу, который они всеми силами предпочли бы скрыть. Худ был только рад признать Доминика своим сыном. Крекенберн сказал, что он был на двадцать лет старше Элен, успел дважды овдоветь и не имел детей. Он все бы отдал за наследника.

— И когда его молодая жена призналась, что ждет ребенка, он безоговорочно поверил в свое отцовство?

— Его, несомненно, уверили, что мальчик родился преждевременно. Вполне обычная история. Последняя запись в дневнике была сделана через три месяца после рождения Доминика. Мать пишет, что безумно любит малыша и ради него сохранит тайну, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы понять и простить ее. Подозреваю, она не сказала ему правды, пока не слегла окончательно. А может, и вообще промолчала.

— И Доминик нашел тетрадь после ее ухода?

— Трудно сказать. Так или иначе, это стало для него огромным ударом.

Энтони судорожно вцепился в подоконник.

— Какое страшное откровение!

— Крекенберн сообщил, что Худ умер лет пять назад. Мать Доминика скончалась в прошлом году.

— Лихорадка?

— Нет. Очевидно, она страдала приступами меланхолии. Если верить источникам Крекенберна, те, кто знал ее, считают, что она намеренно приняла слишком много опия на ночь. К тому времени, когда ее нашли, бедняжка уже остыла. Доминик унаследовал процветающие поместья и значительный доход от обеих семей.

— Этим объясняются его модные сапоги и превосходный покрой фраков, — пробормотал Энтони. — Как и дорогое лабораторное оборудование.

— Да, пусть он вполне обеспечен, но, к сожалению, один во всем мире, — возразил Тобиас и, помедлив немного, добавил:

— Если не считать тебя.

— Трудно как-то осознать, что у меня есть брат. — В глазах обернувшегося Энтони стыли беспокойство и недоумение. — Но если то, что ты говоришь, правда и Доминик носит вполне уважаемое имя и к тому же богат, почему он меня так ненавидит?

— Предлагаю тебе самому спросить его об этом, — коротко ответил Тобиас.

Глава 23

Вечером следующего дня Лавиния и Джоан сидели в роскошной обеденной кабине над центральной колоннадой и с неприкрытым восторгом разглядывали окружавшие их кабины, беседки и затейливые павильоны.

Сегодня Воксхолл так и переливался огнями. Бесчисленные лампы и фонарики, скрытые в листве, освещали дорожки. В воздухе разливалась волнующая музыка Генделя. Таинственные гроты, галереи, увешанные шедеврами знаменитых художников, живые картины на исторические темы привлекали толпы народу. Неподалеку простирались знаменитые обсаженные деревьями аллеи сада развлечений, многие из которых, темные и уединенные, манили в тень влюбленные парочки, обещая запретные наслаждения.

Лавиния подумала, что, если бы они не пришли сюда по крайне серьезному делу, она могла бы прекрасно провести время.

— Я не была здесь много лет, — пояснила Джоан, с холодной улыбкой изучая холодное мясное ассорти на своей тарелке. — Но клянусь, ничто с тех пор не изменилось. Ветчина по-прежнему нарезана так тонко, что через нее можно газету читать.

— Когда я была молода, мы с родителями иногда приезжали в Воксхолл, — вздохнула Лавиния. — Мне покупали мороженое. Я помню полеты на воздушном шаре и, разумеется, фейерверки.

На нее нахлынули воспоминания о тех счастливых днях, когда она жила спокойно и мирно в лоне любящей семьи. Тогда мир был совсем иным. Нет, скорее иной была она, наивная и невинная девочка.

Но рано или поздно взрослеют все. Так произошло с ней десять лет назад. Всего за полтора года она вышла замуж, овдовела и потеряла любимых родителей, когда корабль, на котором они плыли, поглотила морская пучина. Она внезапно осталась совсем одна, и свалившиеся на нее невзгоды вынудили искать средства выжить. Тогда ей пришлось отточить свое искусство месмериста. Жизнь Джоан тоже изобиловала неожиданными поворотами и случайностями. Может, это и стало основой для той дружбы, которая возникла и окрепла между ними.

— Вы, кажется, глубоко о чем-то задумались? — спросила Джоан, подцепив на вилку прозрачный ломтик ветчины. — Размышляете, как получше расспросить леди Хаксфорд и леди Ферринг?

— Нет, — слегка улыбнулась Лавиния. — Можете посчитать это странным, но я вдруг удивилась, как это мы и сидим здесь, едим это бессовестно дорогое мясо, и носим платья, созданные одной из самых известных лондонских модисток.

Джоан даже растерялась немного, но тут же ответила одной из своих редких улыбок. В глазах плясали смешливые, понимающие искорки.

— И если бы не дар судьбы, нас ожидала бы другая, куда менее приятная участь? Совершенно верно, — кивнула она, поднимая бокал с вином. — Давайте выпьем за то, чтобы ни одна из нас не кончила жизнь бедной гувернанткой или брошенной любовницей какого-нибудь богача.

— Верно. — Лавиния кивнула и чокнулась с Джоан. — Но не думаю, что одна лишь судьба помогла нам избежать этих ужасных профессий.

— Согласна. — Джоан пригубила вино и отставила бокал. — Мы не боялись хвататься за любую подвернувшуюся возможность, не так ли? И обе не раз рисковали, да так, что другие бы содрогнулись от ужаса.