Читать книгу "Олень - золотые рога - Леонид Владимирович Дьяконов"

class="p1">Принесла домой, сбегала за Иваном Сидоровичем, сидят, ждут врача.

Коля рассказал им, как неладно все вышло, а потом сразу обессилел, посерел.

— Бумажки листочек! — сказал он чуть слышно.

Запасливый Иван Сидорович пошарил по карманам, нашел бумажку, нашел огрызок карандаша.

Коля стал выводить буквы, а рука не слушается, скачет. И еще чем-то застилаются глаза Буквы прыгают: одна выше, другая ниже. Написал:

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Последнюю букву не смог дописать. Карандаш выпал, и нет силы держать его. Перевел глаза на оленя.

Иван Сидорович взял оленя, поднес к кровати. Коля еле заметно мотнул головой.

— Не то, — понял Иван Сидорович. — Но что же тебе нужно?

— Прилепи! — еле-еле выдохнул Коля.

Иван Сидорович размял хлебный мякиш, прилепил бумажку на вторую ногу оленя.

— Так? — спросил он Колю. И понял без слов, что — так! Прибежал врач, весь запыхался, еле отдышался. Вымыл руки, осмотрел Колю, перевязал, покачал головой. Унесли Колю в больницу.

— Оздоровеет! Молодой еще! — сказала солдатка. Но Иван Сидорович ничего ей не ответил, а только тоже покачал головой.

Да, не пришлось им дождаться Колю: он и до утра-то не дожил. А пришлось схоронить его на Нолинском кладбище.

Горько Ивану Сидоровичу: словно с сыном расстался!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Яночка — Сережке

⠀⠀ ⠀⠀

— Сережка приехал! Сережка приехал! — вот сколько радости у Яночки и Мишки.

Он не насовсем. Он после тифа выздоравливает (тоже хворал, как Мишкина мама), и ему разрешили ненадолго домой, а потом опять на фронт — к отцу, к матери.

Сигизмунд ушел, некому сторожить Яночку. Она выскочила из дома — и на крылечко, где уже давно сидит Мишка, слушает Сережкины рассказы.

Сережка рассказывает, как воюет, как ходит в разведку. Прямо завидно слушать — хочется самому воевать за Советскую власть.

И вдруг откуда ни возьмись Иван Сидорович. Он печальный, и у Яночки сразу екнуло и замерло сердечко.

— А Коля где?

— Нет Коли…

— А почему хоть не написал? А что с ним? А почему вы приехали, а он опять не приехал?

Иван Сидорович вздохнул, развязал свой заплечный мешок, вынул небольшой сверток, подает Яночке.

Яночка взяла сверток осторожно, словно он жжется, недоверчиво развернула, увидала оленя и заплакала.

А Мишка с Сережкой еще не поняли, удивляются:

— Почему олень? Почему Коля расстался с ним?

Потом увидали вторую бумажку и на ней надпись, тогда стали догадываться.

Ни о чем не спрашивают, но все трое глядят на Ивана Сидоровича. И он сказал:

— Нет больше нашего Коли. Убили его. Этот живоглот убил, наверно, — Маевский…

Стала теперь Яночка с оленем. И она старается, чтобы он всегда был с ней. Она боится поставить его на комод. Боится, потому что ее отец ходит злой, никуда ее не выпускает и все сговаривает уехать — поближе к своей Польше.

Увидит оленя, так, пожалуй, разобьет!

Пока Коля был жив, пока Гэля была здесь, Яночка еще держалась — никак не соглашалась уехать. И Гэля ее поддерживала, говорила Сигизмунду:

— Ты, отец, поезжай! Я тебя понимаю! А Яночку оставь мне!

А теперь Гэли нет, некому заступиться. Она со своим матросом тоже на фронте, тоже воюет с беляками. И у Яночки не хватило силы устоять против отца. Сигизмунд осилил обоих: и ее и Тоську.

Стали расставаться, прощаться. Сережке так жалко, что она уезжает! И ей не хочется! Но ничего не сделаешь!

Она принесла оленя. А на нем еще одна бумажка — третья. И говорит:

— Сережа! Мне его не сберечь! Все равно отец разобьет! На уж, возьми, Сережа! Вспоминай обо мне да о Коле!

Сережка покраснел:

— Спасибо!

И Яночка уехала. Неужели навсегда? Неужели больше не увидимся?

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Мишка в женской гимназии

⠀⠀ ⠀⠀

Яночка уехала. Сережка тоже уехал, только на другой день. Плохо без них, но ведь жить-то все равно надо!

Правда остался у Мишки Ардальон. Но уж очень он занят.

Когда у него много работы, он даже Катю выгоняет из комнаты, запирается и пишет, пишет, пишет.

В это время хоть зазвонись телефон — Ардальон даже трубки не снимет, не то, чтоб поговорить. И в дверь к нему хоть прикладом стучи — все равно не откроет.

Но все-таки есть такая договоренность: если у Мишки случится что-нибудь очень важное, тогда он имеет право подойти к двери и царапаться. Да-да, царапаться, как кошка. И тогда — хочешь не хочешь — Ардальон должен встать, дверь открыть, Мишку выслушать.

В один хмурый день так и случилось: Ардальон услышал, что в дверь царапаются.

— Брысь, проклятая! — нарочно крикнул он самым страшным голосом.

За дверью стихло. Но потом снова скыр-р, скыр р…

Ардальон встал, открыл дверь и заорал на весь коридор:

— Некогда мне с кошками возиться!

Но Мишка не испугался, ведь у них уговор, а «сказано — сделано!» Он спокойно вошел и сел на стул. Ему ведь больше не к кому ходить, и это надо понимать!

— Ну, что случилось?

— Меня в женскую гимназию перевели!

— Что ты городишь? — сказал Ардальон, и глаза у него стали круглые.

— Ей-богу! — говорит Мишка. — Перевели в женскую гимназию. Сказали: «Ты способный».

Ардальон подумал, сообразил.

— Ну, правильно! — сказал он. — Раньше богатые учились в гимназиях, а теперь ты поучись.

— Дак в женскую…

— Да, — согласился Ардальон. — С бабами дело плохо!

Но потом он вспомнил:

— Так не будет же теперь гимназий. Все школы будут одинаковые. И везде мальчишки будут учиться вместе с девочками. Это получается уже не гимназия. Это — бывшая гимназия. И ведь не одного тебя перевели?

— Не одного.

— Ну, так что же? Чем трудно?

— Учительницы травят. Говорят, что мы им божье наказание. Говорят, что мы — уличные. А девчонки вовсе с нами не разговаривают!

— А ты не бойся! — сказал Ардальон, — Не бойся и терпи. Думаешь, нам легко? Нам еще труднее. У нас врагов — море, бушующий океан! А мы не боимся и делаем все по-своему! Ясно?

— Ясно! — печально сказал Мишка и ушел.

Утром новая беда. Надо было быстро одеться и в гимназию, то есть в школу Мишка стал натягивать рубашку и вдруг — тр-р-р-р-р! И рубашка разъехалась на лоскуточки. Мама подскочила, посмотрела, но нет — не починить!

А больше рубашек нет!

Мама села на кровать, уставилась глазами в угол и сидит не шелохнется. И думает — что можно сделать, когда ничего нельзя сделать?